«Блицкриг» или «Блицкрах»

День двенадцатого июля был встречен у нас в Советском Союзе как день, который должен был наступить во имя свободы и человечности, как день, предвещающий победу. Умная, упорная, храбрая Англия, колыбель наук, искусств и великой гуманитарной культуры, устояла против бешеного натиска гитлеровской агрессии. Отныне мы в союзе. Это хорошо.

Фашистские армии скоро поймут, что это значит. Непобедимые со слабыми и беззащитными, немцы под ударами Красной Армии быстро сменили свою самоуверенность на угрюмое недоумение, от которого шаг до растерянности.

Мне рассказывал участник боев на реке Б. о германских атаках. Когда не удался их танковый прорыв, они перешли к тактике упрямого нажима. Коричневая от крови вода в реке поднялась на несколько футов, так как образовались плотины из трупов. Немцев гнали и гнали, и они, опустив головы в шлемах, шли и шли, как крысы на водопой, — почти все анестезированные алкоголем. Так они и не перешли реку.

Союз Англии с Советской Россией означает, что Гитлер вместе с национал-социализмом будет уничтожен и выметен в мусорную яму истории. Нацистская Германия начала «блицкриг», эта война кончится для нее «блицкрахом».

13 июля 1941

СМЕЛЬЧАКИ

Это было на северо-западном направлении…

Лежали в пахучей траве, в густом орешнике. Пункт связи укрыт надежно: побледневшее от зноя небо — пустынно. Зной был такой, что, казалось, трещали листья. Где-то неподалеку находилась муравьиная куча, и лейтенант Жабин нет-нет да и смахивал со щеки муравья. Покусывая стебелек травы, он не торопился с рассказом.

— Немецкому солдату думать запрещено, этот процесс у фашистов считается вредным, — говорил он. — Котелок у него не приспособлен для быстрого соображения, — покуда он еще спохватится. Вот на этих секундах мы и выигрывали… А дело было трудное, вспомнить — так задним числом мороз дерет по спине… Ну и народ, конечно, у нас смелый. Взгляните на связиста Петрова, — по лицу никак не заметно, что отчаянный парень. Чересчур для мужчины смазливый, глаза сонные, — мгла какая-то в глазах; девушке каждый день открытки пишет… Бойцы ему постоянно: «Петров, да кто ты — человек, или пень ходячий? Ведь ты же на войне, расшевелись…» — «Отвяжитесь от меня, — отвечает, — когда надо — расшевелюсь…»

— Товарищ Жабин, как же все-таки вам удалось столько дней пробыть с двадцатью пятью красноармейцами в фашистском тылу, и уйти невредимыми? — спросил человек с блокнотом на коленях.

Жабин повернулся на бок:

— У меня шофер очень сообразительный. Я ему постоянно говорю: «Ты, Шмельков, вертишь эту баранку? Тебе в университет надо, на физико-математический…» — «Да так, говорит, смолоду засосала шоферская жизнь…» Вы спрашиваете — как мы попали к немцам? Мне было приказано в местечке П. сосредоточить все средства связи и связь держать со штабом до последней возможности.

Ну вот я и оказался в окружении. Под вечер два грузовика, битком набитые фашистами, ничего не думая, сунулись в Дубки. Мы немцев спокойно пропустили, с флангов полили их из пулеметов, когда они из машин расползлись, — мы их в штыки. Немцы этого не любят, некоторым удалось убежать, офицер их кинулся в камыши и сидит в воде так, что видны одни ноздри. Взяли у него сумку с важными документами.

Завели мы немецкие грузовики, погрузились в них все двадцать пять бойцов да вот мы с Петровым, за рулем на переднем — Шмельков. Небо заволокло, звезд не видно, луна еще не всходила. Едем по фашистскому тылу вдоль фронта. Час, другой не встречаем ни души, на западе полыхают зарева, на востоке — стрельба и тяжелые взрывы. По заревам, по грохоту пушек ориентируемся.

Впереди должна быть знакомая деревня. Остановились. Петров соскакивает.

«Разрешите мне в разведку».

Вот, думаю, когда человек оживился и девчонку свою забыл. «Иди». Он — гранаты по карманам и быстро так, сноровисто, умело пошел. Минут через сорок зашелестели кусты, он стоит у кабинки:

«В деревне — колонна фашистских автомашин».

Думаю: это неприятно. Но дорога одна, справа, слева болота, а возвращаться назад нам нет никакого расчета. Шмельков говорит успокоительно:

«Садитесь, ребята, проедем».

Наши стальные шлемы в темноте могут сойти за немецкие, отличительных значков — не разобрать, только штыки наши русские, четырехгранные, могут выдать. Я приказал бойцам держать винтовки на коленях.

Скоро увидел три синих огонька — германский «стопсигнал» в голове автоколонны. Шмельков включил свет в подфарки, видим — семитонные грузовики с ящиками, на радиаторах — белый диск с черной свастикой. Сбоку дороги трое офицеров глядят в нашу сторону и вертят электрическими фонариками. Шмельков дал полный свет в фары, офицеры сморщились, заслонили глаза ладонями, и мы равнодушно проезжаем мимо автоколонны, отворачивая головы, чтобы не показывать красную звезду на шлеме. Прибавляем скорость, проезжаем деревеньку, уютную, милую, с тихими хатами среди густых вишен и яблонь, где жить да жить. Деревня пуста, все население ушло.