Блюз для винчестера

— Это Верди, — говорила Жюли, наигрывая ласковую мелодию. — А это Скарлатти.

— А «Дикси» можете сыграть? — спросил Китс.

— Пожалуйста.

— А «Розы Алабамы»?

— Как-как? Не могу вспомнить. Насвистите мне мотив, я подберу.

— Зачем же свистеть? — Китс встал к пианино и ловко пробежался по клавиатуре. — Вот так она звучит. Вспомнили?

— Вы прекрасно играете.

— О, мне пришлось поработать пальцами, пока я не выучился на инженера и не стал зарабатывать головой, — с довольной улыбкой поклонился Мартин Китс. — Хотите, продемонстрирую свою обычную программу? Я играл тогда в офицерском клубе в Сент-Луисе...

Он принялся наигрывать что-то среднее между маршем и мазуркой, Жюли сразу же подхватила, и они несколько минут наслаждались игрой в четыре руки.

— А блюз кто-нибудь тут умеет играть? — спросил Гончар.

— Блюз? — переспросил Китс. — Довольно странный вопрос.

— Почему?

— Потому что за блюзом надо ехать в Миссисипи. А лучше — в Новый Орлеан. Там уже никто не удивляется, если белый парень вдруг начнет играть на гитаре негритянские песенки. Вот, примерно, такие...

Он взял минорный аккорд и тоскливо пропел:

— Ухожу я, мама, забудь обо мне... [9]

Второй аккорд, еще более мрачный:

— Ухожу я, мама, забудь обо мне...

И еще тоскливее:

— Останусь тут в Чикаго — кончу дни в тюрьме!

Китс промычал финальную фразу и закончил ее хриплым «О, йе...».

— Великолепно. Гениально, — с чувством произнес Гончар.

— Да тут нечего играть, — смутился Мартин Китс. — Три-четыре аккорда, и всё. Эти парни берут за душу своим пением, но я не певец.

— И все-таки блюз можно исполнять на пианино, — сказал Степан. — Попробуйте. Одна рука аккомпанирует, а другая импровизирует вроде голоса. Это возможно? Я не музыкант, но я видел, как это делают другие. Почему бы не попробовать?

— Действительно, почему? — У Жюли Нимур загорелись глаза. — Как там? До минор?

Они снова наполнили воздух негритянской тоской, многоголосой и гармоничной. Первую строчку Китс пел один, на повторе вместе с ним вступала Жюли.

Вез тебя — день как ночь и в моем доме — пустота...

О, йе...

Вез тебя — день как ночь и в моем доме — пустота...

У тебя в груди не камень, бэби, а могильная плита...

Мартин вел басовую партию, Жюли импровизировала в верхах, и даже Голдмэн присоединился к ним, ритмично прищелкивая пальцами и притоптывая ногой.

За это время Степан отыскал свечи и вставил их в бронзовые чашечки на передней стенке пианино, а потом открыл бутылку вина.

— Выпьем за магию искусства и за нашу очаровательную волшебницу! — предложил он.

— Мне бы очень хотелось спеть для вас, — сказала польщенная Жюли. — Но я не готова. После морозного воздуха мне надо беречь связки. Обещаю, что вы услышите сегодня вечером самые лучшие мои номера.

— О, если бы здесь была хоть какая-нибудь скрипка, — уныло произнес Голдмэн. — Я бы присоединился к вам. Когда-то мои родители надеялись вырастить из меня музыканта. Увы, музыка — невыгодный бизнес.

— Скажу больше, — добавил Китс, продолжая потихоньку наигрывать. — Музыка не просто невыгодное занятие, но еще и абсолютно бессмысленное. В ней нет никакого практического смысла. Ее нельзя съесть, выпить или хотя бы надеть. Музыка не подстрелит тебе куропатку, не укроет от холода, не потушит пожар в твоем доме. Какой прок от музыки? Даже плохую картину можно как-то использовать. В моем доме висел портрет какого-то министра, а под портретом была здоровенная дыра, которую все некогда было заделать. А какую дыру прикроешь музыкой? Нет, джентльмены, музыка — это удовольствие в чистом виде, безо всяких низменных примесей. Так выпьем за музыку!

Степан поднял бокал вместе со всеми. Но он вовсе не считал, что от музыки не будет никакой пользы.

Когда повозка Эрни возвратилась из города, ее сопровождала целая процессия. В открытом фургоне высилась гора свежеструганных досок, а за ним виднелась дюжина всадников.

— Вот, Стиви, что наделали твои живые деньги, — ворчал трактирщик. — Эти пройдохи решили, что в их краях завелся чокнутый богач, и теперь начнут вытягивать из тебя доллар за долларом.

— Да мы приехали просто на Юдла полюбоваться, — добродушно посмеиваясь, подошел светлобородый крепыш в шапке с полосатым хвостом. — На некоторых так приятно посмотреть, когда они лежат на снегу с дыркой в башке! Будем знакомы, я Майк ван Клиф, плотник. И команда моя со мной.

— Что, всем так интересно посмотреть на покойников? — спросил Степан.

— И на покойников тоже. И на того, кто устроил нам такое зрелище. Говорят, ты завалил их из одного кольта. Да так быстро, что они и дернуться не успели.

— У меня было два кольта.

— А еще говорят, тут вроде найдется работенка для плотников, — продолжал улыбаться ван Клиф. — Вроде почта совсем сгорела. Кто-то же должен ее заново отстроить, верно?

— Стиви, не поддавайся, — крикнул трактирщик, вытягивая из своей повозки пачку стеклянных листов. — А если поддашься, то хотя бы поторгуйся!

Степан обвел рукой пепелище, трактир и сараи:

— Нравится тебе это место, Майк?

— Хорошее место. Свободное, ровное. И лес рядом. За бревнами далеко ходить не надо.