Блюз Сонни: Повести и рассказы зарубежных писателей о музыке и музыкантах

— Дело, — продолжал он, — заключается в следующем. В первом акте моей оперы не хватало коротенького несложного номера, дуэта и хора на сельской свадьбе. Два месяца назад, когда я дошел до этого места, мне не удалось сразу же найти ничего подходящего. Мне нужна была мелодия простая, по-детски наивная и в то же время через край брызжущая весельем, мелодия, напоминающая приколотый к девичьему поясу букет только что сорванных, перевязанных лентой цветов. Но, поскольку никогда не следует принуждать себя к чему-либо, тем более что подобные мелочи часто получаются как бы сами собой, я пока пропустил эту сцену и, будучи занят более серьезной работой, почти не вспоминал о ней. Сегодня в экипаже, перед самым въездом в деревню, мне случайно пришел на ум текст дуэта, но он не вызвал в моей душе никакого отклика, по крайней мере, так мне тогда показалось. И вот спустя час в беседке у фонтана мне удается поймать мотив, лучше и удачнее которого я ни при каких других обстоятельствах и ни в какое другое время не мог бы сочинить. Подчас в искусстве немалую роль играет случайность, однако подобной штуки со мной никогда еще не приключалось. Ведь моя мелодия точь-в-точь подходила под размер стиха; но не буду забегать вперед, в тот момент она лишь зарождалась, а пока что птенчик только высунул головку из яйца, и я тотчас же принялся помогать ему освободиться от скорлупы. Я живо представил себе танец Церлины, и зрелище это чудесным образом слилось в моем воображении с цветущим берегом Неаполитанского залива. Я слышал голоса жениха и невесты на фоне хора парней и девушек.

Тут Моцарт весело пропел начало песенки:

Giovinette, che fatte all’ amore,

che fatte all’ amore,Non lasciate, che passi l’ età,che passi l’ età, che passi l’ età!Se nel seno vi bulica il core,

vi bulica il core,Il remedio vedete lo quà!La la la! La la la!

Che piacer, che piacer, che sarà!Ah la la! Ah la usf.[9]

Тем временем руки мои сотворили непоправимое зло. А Немезида уже подстерегала меня за изгородью и теперь предстала передо мной в образе чудища, облаченного в синюю ливрею с галунами. Если бы в тот божественный вечер на берегу моря произошло извержение Везувия и черный дождь пепла внезапно засыпал и покрыл густой пеленой зрителей, актеров и все великолепие Партенопеи, клянусь богом, такая катастрофа была бы для меня менее неожиданной и страшной. Вот уж поистине сатана этот садовник! Редко кому удавалось нагнать на меня такого страху! Лицо у него точно из камня высечено, — он чем-то напоминает грозного римского императора Тиберия. Если таков слуга, подумал я, когда он удалился, каков же должен быть господин? Признаюсь, однако, что я уже тогда, и не без основания, надеялся на заступничество дам. Ибо эта плутовка, моя женушка, несколько любопытная от природы, выведала у толстой хозяйки постоялого двора все, по ее мнению, наиболее интересное о членах графской семьи; я присутствовал при этом и узнал, таким образом, что…

Тут мадам Моцарт, не в силах удержаться, прервала его и самым настоятельным образом заверила, что расспросами занимался не кто иной, как он сам; между супругами завязался шутливый спор, вызвавший веселый смех присутствующих.

— Будь по-твоему, — согласился в конце концов муж. — Короче говоря, мне довелось краем уха услышать что-то об очаровательной приемной дочери, теперь уже невесте, о том, что она очень хороша собой, к тому же воплощение доброты и поет, как ангел. — Per Dio![10] — подумал я. — Вот кто поможет тебе выпутаться из беды! Ты сей же час примешься за дело, запишешь, как сумеешь, песенку, объяснишь свою глупую выходку, рассказав все без утайки, — то-то будет смеху! Сказано — сделано! Времени у меня было достаточно, нашелся и листок чистой бумаги в зеленую линейку. И вот результат моих трудов! Я передаю в ваши прекрасные руки сочиненную экспромтом свадебную песню, если только вы соблаговолите признать ее за таковую.

С этими словами он протянул Евгении через стол аккуратно исписанный нотными знаками листок; однако дядя опередил ее и, перехватив листок, воскликнул:

— Минуточку терпения, дитя мое!

По данному дядюшкой знаку створки двери, ведущей в гостиную, широко распахнулись, и на пороге появилось несколько слуг, которые степенно и бесшумно внесли в залу и поставили на скамью, у противоположного конца стола, злополучное померанцевое деревце, а слева и справа от него два стройных маленьких мирта. Надпись на карточке, прикрепленной к стволу померанца, гласила, что деревце является собственностью невесты; под ним, на поросшей зеленым мхом земле, стояла покрытая салфеткой фарфоровая тарелка, на которой оказался разрезанный на две части апельсин; рядом с апельсином дядюшка, лукаво улыбаясь, положил автограф маэстро, что вызвало всеобщий восторг.