Блюз Сонни: Повести и рассказы зарубежных писателей о музыке и музыкантах

…Сперва, преподобный Блисс, сказал он, и в голос его вступил тромбон, свободно, мрачно и величаво. Сперва. О, хотя разделенные и рассеянные, измельченные, вбитые в землю, как костыль, забиваемый десятифунтовым молотом, мы были на земле и в земле, и земля была красная и черная, как земля Африки. И, становясь в земле прахом, мы с Землей смешивались в одно. Мы ее полюбили. Она прекрасно нам подошла. Она была в нас, и мы были в ней. И тогда глубоко в земле, глубоко во чреве этой земли мы начали шевелиться!

Наконец, Господи, наконец.

Аминь!

Как это было, преподобный Блисс? Вы читали писание, так расскажите же нам. Назовите нам это слово.

МЫ БЫЛИ КАК ДОЛИНА СУХИХ КОСТЕЙ!

Аминь. Как долина Сухих Костей в сне Езекииля. Оо-о-ох! Мы лежали, рассеянные, в земле долгое сухое время. И дули ветры, и солнце жгло с высоты, и дожди приходили и уходили, и мы были мертвые. Мы были мертвые! Кроме… Кроме…

…Кроме чего, преподобный Хикмен?

Кроме одного нерва, оставшегося от нашего уха…

Слушайте его!

И одного нерва в подошвах ног…

…Вот здесь, братья и сестры, посмотрите!

Аминь, Блисс, теперь они видели… и один нерв, оставшийся от нашей гортани…

…От нашей гортани — вот здесь!

…Зубов…

…От наших зубов — всего лишь одного зуба из тридцати двух…

…Языка…

…У нас не было языка…

…И еще один нерв — оставшийся от нашего сердца…

…И еще один, оставшийся от наших глаз, и по одному от наших рук и ног, и еще один — от мошонки…

Аминь, не останавливайтесь, преподобный Блисс…

…Все зашевелились в земле…

…Аминь, зашевелились, и прямо там, среди всей нашей смерти и захороненности, с высоты прозвучал Голос…

…Глаголющий: да!

Я Сказал: да! Глаголющий: да-а-а-а…

…Будут ли эти кости жить?

Он сказал: Сын Человеческий… в земле, хм! Остывший, под корнями деревьев и растений… Сын Человеческий, да…

Я сказал: да…

Я сказал: да, Сын Человеческий, дааа-а-а-а…

…будут ли эти кости жить?

Аминь! И мы услышали и поднялись. Потому что, при всей их пагубности, они не могли погубить и единого звука в истинном Слове… Мы услышали его внизу, среди корневищ и камней. Мы услышали его в песне и в глине. Мы услышали его в падающем дожде и в восходящем солнце. На горах и в ущельях. Мы слышали, как, лежа в земле, оно превращается в прах. Мы слышали его трубным звуком, пробуждающим мертвых. Глаголющим: да! Да, будут эти кости жить.

И наши кости ожили, отец Хикмен?

О, мы соединились! Клац, щелк — каждая кость на свое место. И мы, двигаясь дружно, стали ходить! Да! Я сказал: да-а-а-а-а — будут эти кости жить!

И вот теперь я вышагиваю, в своем белом фраке, по помосту, едва удерживаясь, чтобы не затанцевать — такая меня переполняет сила.

И я кричу, аминь, отец Хикмен, мы стали ходить вот так?

Именно так, преподобный Блисс! Ходите! Покажите, как мы ходили!

Вот так?

Да, так. А теперь обратно. Выше колени! Махайте руками! Пусть фалды разлетаются в стороны! Ходите! И так, по его слову, я три раза прохожу по помосту вокруг кафедры и обратно. Да! И потом его голос, ликующий и глубокий. И если спросят вас в городе, почему мы возносили хвалу Господу тромбонами медными и барабанами гулкими, скажите им, что мы возродились танцуя, возродились, утверждая Слово, возвращая к жизни нашу превзойденную нами плоть.

Аминь!

О, преподобный Блисс, мы притоптывали под звуки трубы, и хлопали, радуясь, в ладони! И мы двигались, да, двигались вместе в танце! Потому что мы получили новую песню на новой земле и нас воскресили божьи слово и воля!

Аминь!

…Из почвы этой земли мы возродились вновь и, благодаря Слову, ожили. Теперь у нас был новый язык и новая, с иголочки песня, чтобы облечь плотью наши кости…

Новые зубы, новый язык, новое слово, новая песня!

У нас были новое имя и новая кровь, и у нас было новое дело…

Расскажите о нем, преподобный Хикмен…

Нам пришлось принять Слово вместо хлеба насущного. Нам пришлось принять его вместо крова и пищи. Нам пришлось принять Слово и, как на камне, построить на нем целую новую нацию, потому что, если сказать правду, мы и на этот раз родились в железных цепях. Да — и в цепях невежества. И мы знали только дух Слова — больше ничего. У нас не было школ. Мы не владели никакими орудиями; никакими хижинами, никакими церквами, ни даже своими собственными телами.

Мы были закованы, молодые братья, в железные цепи. Мы были закованы, молодые сестры, в цепи невежества. У нас не было школ, орудий, хижин — нами владели…