Ближайшие союзники? Подлинная история американо-израильских отношений. Том I. Эпоха межгосударственных войн: от Второй мировой до Войны Судного дня.

Период, предшествовавший июньской войне 1967 года, — ярчайший пример того, как администрация США, отчетливо стремясь не допустить эскалации региональной напряженности, оказалась бессильной что-либо сделать и, несмотря на наличие «Меморандума о взаимопонимании» с Израилем, самоустранилась от поддержки еврейского государства в самый критический период его борьбы за существование. Рассекреченные к настоящему моменту архивные документы позволяют с высокой степенью точности и достоверности реконструировать детали и побудительные мотивы как израильской, так и американской политики и дипломатии мая-июня 1967 года.

Как представляется, поворотный момент на пути к Шестидневной войне произошел 11 мая 1967 года, когда председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный (1903–1983) сообщил находившемуся с визитом в Москве председателю Национального собрания Египта Ануару Садату (1918–1981) о якобы имевшей место израильской подготовке к крупномасштабной войне, утверждая, будто израильские силы дислоцируются на северной границе с целью свержения правящего в Сирии режима; была названа и предполагаемая дата вторжения — в период между 16 и 22 мая[348]

. Е.М. Примаков называет даты с 18 по 22 мая, утверждая и поныне, будто «резидентура советской внешней разведки обладала фактическим материалом о подготовке израильских сил к атаке»[349]

. Опубликованные в настоящее время релевантные фрагменты протоколов заседаний Генераль-ного штаба ЦАХАЛа свидетельствуют, что, начиная с января 1967 года, израильские военные высшего ранга, включая Ицхака Рабина, Аарона Ярива и командующего бронетанковыми войсками Исраэля Таля, обсуждали возможность и целесообразность более или менее широкомасштабной наступательной операции против Сирии[350]

, более того — посетив в январе 1967 года Великобританию, Францию и Германию, возглавлявший военную разведку Аарон Ярив даже обсуждал возможность проведения этой операции со своими европейскими собеседниками[351]. При этом нет никаких данных о том, чтобы эти обсуждения были санкционированы Леви Эшколем, совмещавшим посты главы правительства и министра обороны; тем более нет никаких индикаторов того, что Л. Эшколь санкционировал какие-либо конкретные военные шаги, необходимые для практической реализации планов подобного рода.

Советские руководители не были заинтересованы в том, чтобы спровоцировать войну, стремясь, скорее, «надавить» на арабские страны и подтолкнуть их к сближению друг с другом, что, во-первых, автоматически привело бы к усилению советских позиций в регионе, а во-вторых, сделало бы невозможным повторение сценария 1956 года, когда Израиль при почти исключительно дипломатической поддержке Великобритании и Франции за неделю разгромил Египет при фактическом соблюдении нейтралитета другими арабскими странами. Советские оценки базировались на том, что аналогичную войну против Сирии израильская армия достаточно легко выиграет, а потому единственная возможность избежать начала боевых действий состояла в том, чтобы угрожать Израилю войной как минимум на два фронта, с непредсказуемыми результатами, на что, как считали в Москве, правительство Л. Эшколя никогда не пойдет. Желая предотвратить двустороннее вооруженное столкновение, советские руководители вынули из бутылки джинна, угрожавшего общерегиональной войной — а администрация США в третий раз, как и в войнах 1948 и 1956 годах, фактически плелась в хвосте событий.