Ближе, бандерлоги! (СИ)

— Начальство меня заверяет, что не могли. Они точно так же тихонько сатанеют от непонимания ситуации. Как все, кто с ней знаком. Раньше такого не бывало. Нельзя же всерьез говорить, что в ЦРУ и разведке госдепа вдруг настал столь жуткий кадровый голод, что они занимают людей у других ведомств, работающих совсем по другому профилю... А он пока что, повторяю, за три месяца не замечен ни в чем, что можно было бы связать с интересами АНБ...

Мазур фыркнул:

— И наверху что, думают, будто я эту загадку быстренько раскушу?

— Вряд ли, — серьезно сказал Лаврик. — Мне далеко не все известно, о чем они там думают, — когда это мы знали все о думах начальства? — но вот то, что ты не разведчик, прекрасно понимать должны. Вряд ли кто-то всерьез надеется, что ты доищешься до разгадки. Просто-напросто решено тебя туда внедрить, и точка. А зачем — этого и я, как уже говорилось, пока не знаю...

— Но как именно меня туда собираются внедрять, ты ведь должен знать? — сказал Мазур. — Наверняка тебе этим и заниматься.

— Ну да, — сказал Лаврик. — А для чего ж я тут? Я сейчас — твое обеспечивающее судно...

— По-моему, самое время рассказать?

— А тебе самому что фантазия подсказывает? — прищурился Лаврик. — Времени у нас достаточно, можно малость язык почесать...

— А черт его знает, — сказал Мазур, старательно напрягая фантазию без особых достижений. — Сам признаешь, что я не разведчик. Разве что книжные и киношные штампы в голову лезут. Скажем, я туда заявляюсь с рекомендательным письмом... но для фрилансера это как-то не очень и подходит. Или я ее в темном переулке спасаю от хулиганов... но она ведь наверняка пешком не ходит, тем более по темным переулкам.

— Ну конечно, — сказал Лаврик. — Дама как-никак, политический советник будущего президента... На черной «Волге» рассекает в хорошем обкомовском стиле. Забавно, но эти долбаные антикоммунисты немало чисто внешнего от партийцев как раз и переняли...

— Ну, тогда мне и сказать больше нечего, — сказал Мазур. — Излагай уж ты, что там у вас придумали.

Лаврик сказал словно бы задумчиво:

— Ты знаешь, лично мне с контрразведывательной точки зрения всегда казалась крайне подозрительной сказочка о рыцаре, принцессе и драконе. Ну, где дракон коварно держит принцессу у себя в пещере в плену, а потом галопом прилетает отважный рыцарь, сносит дракону все головы, сколько их там есть, и освобождает прекрасную пленницу...

— А что тут подозрительного? — с искренним удивлением спросись Мазур.

— Да все, — сказал Лаврик. — Ну вот за каким чертом дракону вообще держать принцессу у себя в плену? Жрать он ее не жрет... Сексуальные утехи наверняка невозможны, если только он не умеет человеком оборачиваться. Нигде ни разу не говорилось, чтобы дракон требовал выкупа у папаши-короля или, как нынешние террористы, какие-нибудь политические требования выдвигал. А ведь о ней, получается, еще и заботиться нужно, кормить-поить да вдобавок караулить постоянно — нигде не говорится, что она сидит на цепи — просто в пещере. Мотива у дракона и категорически не просматривается, как ни ломай голову.

— А версии у тебя есть? — хмыкнул Мазур.

— Сыщутся, — серьезно сказал Лаврик. — По моему глубокому убеждению, дракона кто-то попросту хотел убрать. То ли его клад хотели захапать — драконы порой, как утверждается, нехилые клады у себя собирали. То ли какая-то тогдашняя хитрая большая политика. Вот и подослали ликвидатора. А общественному мнению, если оно там уже тогда имелось, подсунули убедительный мотив: как же, этот гад чешуйчатый принцессу умыкнул и в плену держит, то ли сожрать хочет, то ли надругаться, то ли все вместе. Ну, вот и пришлось прикончить... — он стал серьезным. — Я не просто так треплюсь. То есть я, и в самом деле, так думаю насчет этой сказочки, но главное не в том. Главное в том, что одна умная голова придумала пустить в ход именно эту сказочку — правда, чуточку вывернутую наизнанку...

Глава четвертая

Принцесса, рыцарь и драконы

Улочка была тихая — собственно, даже и не улочка, а довольно длинный проезд меж двух высоких бетонных стен каких-то заводов. С обеих сторон стены были украшены разноцветной росписью: разноязычные надписи, лозунги, эмблемы и Фронта и польского Союза Сопротивления. Надписи, естественно, на двух языках — местном и польском, на русском не было ни одной.

Трое крепких ребят в джинсах и куртках, сразу видно, взялись восполнить этот пробел. Один, вооруженный банкой с красной краской и кисточкой, медленно передвигаясь вдоль стены, старательно, без лишней суеты и спешки выводил полуметровыми буквами ЛЕНИН ЖИЛ, ЛЕНИН ЖИВ, ЛЕ... Двое других выполняли функции охраны — стояли лицом к проезжей части, бдительно озираясь...