Ближе, чем ты думаешь

— Миссис Баррик, по закону ваш сын находится в ведении социальных служб долины Шенандоа, — изрекла она. — Я приказываю вам немедленно передать его мне.

— Нет, — сказала я, прикрыв собой Алекса. — Оставьте нас в покое. Просто оставьте…

— Тина, не думаю, что стоит так усугублять, — раздался поблизости чей-то голос.

Женский голос. В нем совершенно очевидно сквозили командные нотки.

Нэнси Демент, директриса.

Она вышла из темноты и скользнула к своей коллеге, деликатно положив руку ей на спину.

— Я говорила с Эми Кайе из прокуратуры Содружества. Потом расскажу подробнее, — сказала она, затем повернулась ко мне: — Мы прекращаем дело о насилии над ребенком, миссис Баррик. Почему бы вам и вашему сыну не пойти домой и хорошенько выспаться? Завтра, на суде, все будет решено в официальном порядке.

Я была ей так благодарна, что поначалу даже не смогла вымолвить ни слова.

— Спасибо вам, — наконец сказала я. — Спасибо.

Оказывается, и у системы была какая-никакая, но душа.

А Алекс, похоже, счел этот момент особенно подходящим для того, чтобы вновь зареветь.

— Мне кажется, он многого здесь боится. Можем мы потихоньку уйти отсюда? — спросила я, оглядываясь вокруг, словно пытаясь найти безопасное место, где мы могли бы оказаться только вдвоем.

Надо отдать должное Нэнси Демент: она сразу сориентировалась.

— В машине скорой помощи никого нет, — сказала она.

— Отлично, — сказала я. — Благодарю вас.

Я забралась внутрь, а Демент закрыла за мной дверцу. Уличную какофонию — блеск маячков полицейских машин и гомон патрульных — словно отрезало. Алекс перестал кричать почти мгновенно.

В передней части салона было небольшое откидное сиденье. В нем я и устроилась, качая Алекса на согнутой в локте руке. И не переставала этого делать, хотя он уже успокоился. В темноте его большие сине-серые глаза словно искали, на чем можно остановиться. Пару раз он взглянул на меня, но главным образом его, похоже, занимала крыша машины скорой помощи, а не странная женщина, в руках которой он находился.

Я поймала себя на том, что затаила дыхание. Вот мы, наконец, и воссоединились. Как я ждала этого момента. И, наверное, это ожидание из всех доставшихся мне испытаний было самым невыносимым.

Но что, если наше воссоединение имело значение лишь для меня? Может быть, для своего ребенка я была не более чем просто парой теплых рук? Могло ли прошедшее время проложить непреодолимую границу между мной и моим ребенком?

Наконец его взгляд остановился на мне. Он бессмысленно смотрел на меня; по взгляду нельзя было понять, бродят ли в его голове какие-то мысли.

Затем постепенно его ротик изогнула хитрая улыбка, словно он уже все понял, но не желал выставлять напоказ. Но улыбка разливалась все шире, затронув и щечки. И наконец, он уже больше не сдерживал себя. Милая беззубая улыбка, казалось, заполнила все его личико.

Клянусь, даже если много лет спустя я впаду в маразм, то и тогда не забуду этой улыбки. Потому что воспоминания о ней останутся не в сознании.

Они останутся в моем сердце, заняв самую главную его часть.

— Мальчик мой, — промурлыкала я.

Он улыбнулся еще шире.

— Правильно, — сказала я, а в моих глазах все расплывалось от набежавших слез. — Я твоя мама. Помнишь меня? Я твоя мама.

Наверняка он это помнил.

Что из того, что его зачали при ужасных обстоятельствах, что из того, что его родила мать, которую саму в свое время бросили родители? Ему ни к чему было знать об этом. Быть младенцем — значит обладать шансом начать все сначала.

Единственно важным для него было то, что мы снова почувствовали связь друг с другом. При зачатии это была лишь плоть, но затем у этой плоти появилось сознание, час от часа становящееся сильнее и больше, так он и вырос из крошечной клетки в удивительное существо, которое теперь счастливо лепетало в моих руках.

Несмотря на все пережитые кошмары, связь между матерью и сыном не разорвалась.

И я знала, что этого уже не произойдет никогда.

Благодарности

Несколько лет назад у меня появилась привычка каждый день думать над тем, кому и за что я благодарен. Я называю этот маленький ежедневный ритуал — нисхождением благодарности.

На самом деле писать романы о настоящей жизни — серьезная привилегия. Я считаю, что у меня самая лучшая работа на свете, — вот какие мысли мелькали у меня в голове все то время, пока я писал. Я благодарю отличную команду из «Даттона» за возможность публиковаться.

В первую очередь я хотел бы поблагодарить Джессику Ренхайм, ставшую добрым пастырем как для автора, то есть для меня, так и для самого романа. Далее — спасибо замечательным публицистам Лизе Кэссиди и Бекки Оделл; маркетологам Кэрри Светоник и Элине Вайсбейн (если вы когда-нибудь увидите меня в Facebook Live, то только благодаря Элине); дизайнеру обложек Кристоферу Лину; выпускающему редактору Ли-Энн Пембертон; а также Кристине Болл и Джону Парсли, пристально следившими за каждым из вышеперечисленных.

Как в личном, так и в профессиональном плане мне было очень приятно сотрудничать со столь исключительными людьми.