Ближе смерти и дальше счастья

Тут как раз пятнадцатилетней Эйлене-Аят припала охота иметь свою и только свою столицу. Годика три Деайним ее строил. Впоследствии пригодилось. Кто лучше скроется в Конхалоре, кто лучше его знает, чем человек, его построивший? Деайним, еще не выйдя из отупения после эшафота (петлю на шею накидывали даже в случае помилования, мерзость какая), тем не менее прокладывал тайные ходы и размещал укрытия где ни попадя. Просто так, чтоб обмануть надсмотрщиков. О свободе он тогда и не мечтал, но ведь надо иметь цель, не то и опуститься недолго. Целью Деайнима стало провести за нос господ тюремщиков. Он не знал тогда, что строит для себя. На третьем году подобной жизни Эйлене-Аят посетила свою будущую столицу. Увидев ее, Деайним освирепел. На белом облицовочном камне он настрочил послание: или Эйлене-Аят немедленно устроит ему побег, или он тут же всем, всем, всем расскажет о помолвке, и быть ей тогда Эйлене-Аэйр ре-Айним, женой каторжника. И постарался, чтоб путеводный камень попался ей на глаза. Конечно, знай Эйлене то, что знал Деайним, его бы с землей сровняли. Деайним вдвойне блефовал. Во-первых, это Эйлене была уверена, что он женится. Деайним считал, что скорее всего нет. Конечно, Эйлене-Аят прелакомый кусочек, можно и не удержаться в благих намереньях, так что голову на отсечение давать не стоит, но жениться на Эйлене… бр-р. Главное все же в другом. Как только отзвучала формула отречения, как только с головы его сорвали цепочку, он потерял статус взрослого жителя. Он был граждански мертв, А значит, все сделки и договоры рассыпались в прах. В том числе и помолвка. Деайним, отлично подкованный во всех уложениях гражданского и уголовного права, как всякий нормальный каторжник, знал это, Эйлене — нет. Кто сказал, что власть предержащие обязаны знать законы? Так что и дня не прошло, как карета Эйлене-Аят увезла Деайнима от сияющей белизны Конхалора. Деайним для вящей незаметности притулился на полу кареты, в кровь обдирая щеку и ухо о рубины, усеявшие ремни сандалий Эйлене-Аят, и думал, не велика ли цена за свободу — лежать у ног богоподобной Правительницы…

Когда Одри выбралась, она отлично поняла, зачем Деайним ее столкнул. Ощущение полузнакомое. Все же какие-то общие черты есть. Всякий зверь после наслаждения печален. Утомительная печаль наполняла каждый мускул.

— Скотина ты, — беззлобно заметила Одри, массируя свой изрядно побитый и затекший рассудок.

— Но не могу же я при тебе… — смущенно подумал Деайним. Словесная формулировка имела вид «заниматься любовью», но ближе к подсознанию скользнуло растакое определение, что Деайним, даже просто подумав его, покраснел бы, а уж вслух — ни за что. Так он даже на допросах не выражался.

— …можешь и при мне, — с удовольствием подумала Одри. — Это любовью заниматься — дело интимное, а то, о чем ты подумал, можно хоть на главной площади, ничто человеческое в этом не участвует.

Деайним промолчал даже мысленно.

— И впредь в подобных случаях не смей меня никуда спихивать. Тем более без предупреждения.

— Предупреждение — это как? Будь добра, не воспринимай, пожалуйста, я хочу…

— …. — веселилась Одри.

Деайним тотчас представил себе, как он скажет Одри именно эту фразу именно с этим словцом.

Каким-то образом Деайним и Одри уже научились смеяться, не сталкиваясь до мысленных синяков.

— Давай выйдем через другой выход.

Если идти через зал, непременно наткнутся на вчерашнюю девку. Несколько картинок минувшей ночи промелькнули мгновенно, наложенные одна на другую, словно несколько слайдов, — прозрачно, но неразборчиво.

— Ладно. Чтоб ты не смущался.

Хватит. Еще одно слово из этой области, и Деайним окрысится. Тогда мне придется плохо. Но что за бес заставляет меня дразнить его? И ведь мне это нравится. Будь я вовне… нет, все равно это свинство, но сейчас это свинство в квадрате, бедняга же не может спрятать свои мысли за деланным безразличием, мысли — не тело, у них нет лица. Прости меня. Нет, но почему мне это так нравится?

— Подумала бы лучше, как нам выйти из Конхалора незамеченными, — буркнул Деайним. Тут уж был черед Одри смущаться. Напрочь забыла, что и ее мысли столь же прозрачны.

— А в городской стене у тебя тайных ходов нет?

— Есть, но они уже не тайные.

— А если перелезть? — ляпнула Одри, Мысли и чувства Деайнима по этому поводу отлично укладывались у Одри в одну земную фразу: все гениальное просто.

— А ты высоты не боишься?

Одри поежилась.

— Постараюсь тебе не мешать.

Так они и сделали. Впервые в жизни Одри ощутила не страх, а удовольствие высоты. Литая сила жилистого тела Деайнима придала ей уверенности. «На руках носил бы» — всплыло откуда-то — в ней или в нем? Этого они не знали. И думать об этом было некогда. Деайним оттолкнулся и прыгнул с четырехметровой высоты вниз, в полете успел расслабить мускулы и упал мягко, по всем правилам.

— Пошли отсюда, — сказал он вслух.