– Немедленно подготовить указ о снятии Савостьянова с должности, – приказал Президент и с раздражением добавил: – Не в тот огород борода козлиная полезла.
Минут через тридцать документ уже был подписан.
Я вызвал начальника Центра специального назначения контр-адмирала Геннадия Ивановича Захарова и велел ему лично поехать к мэрии, проверить машины Гусинского, обратив особое внимание на броневик. Тот взял с собой небольшую – 10 человек – группу бойцов своего спецназа. Они заблокировали проходы в здание и обыскали лимузины Гусинского. К сожалению, броневик «Форд» успел удрать. Захаров на своем «рафике» просто не в состоянии был за ним поспеть. Зато в остальных автомобилях обнаружили незарегистрированные пистолет Макарова и три помповых ружья, а также фальшивые удостоверения сотрудников милиции (ГУВД), незарегистрированные радиостанции, настроенные на милицейскую волну, сканирующие устройства, позволяющие вести радиоперехват.
Водитель бронированного «Мерседеса» Гусинского заперся в машине. На предложение выйти ответил категорическим отказом. Ему положили на крышу гранату, и он выскочил как ошпаренный. Хотя граната была безопасной – в нее даже не вставили запал.
Охранники «Гуся» действительно больше часа пролежали животами и лицами на снегу. Но лишь по одной причине – московское милицейское начальство не решалось доставить их за незаконное хранение оружия и поддельные документы в отделение. Пришлось звонить министру внутренних дел. И только по личному указанию генерала армии Ерина прислали, наконец, группу из МВД для оформления задержанных лиц.
Все это случилось в пятницу. А в субботу Борису Николаевичу в Барвиху позвонили помощники Сатаров и Батурин. Президент не хотел с ними разговаривать – не выносил наглых звонков в выходной день. Он только вышел из кинозала, пребывал в хорошем настроении, а тут адъютант сообщил о настойчивых телефонных звонках помощников.
– Ну что там еще? – вздохнул Ельцин и взял трубку.
Сатаров суматошно объяснил, что Коржаков самовольно устроил провокацию, из-за которой сейчас все банкиры России в срочном порядке пакуют чемоданы, а деньги переводят за рубеж. Президенту необходимо выступить с обращением, чтобы остановить панику.
Никакого обращения Ельцин делать не хотел, но и признаться в истинных мотивах инцидента тоже не мог.
– Ну ладно, пишите, что хотите, – зевая, ответил шеф Сатарову и пошел отдыхать.
Успешно удалось упаковать чемоданы только Гусинскому. Он, единственный из российских банкиров, отбыл в добровольную ссылку на пять месяцев в Лондон, а Березовский почувствовал себя победителем.
Рассказами Березовского про всемогущего Гусинского я был несколько заинтригован. И даже мысленно представлял Владимира Александровича эдаким Шварценеггером: высоким, сильным мужчиной, с властным выражением лица и проницательным взглядом. Но в жизни все оказалось проще и примитивнее.
Я впервые увидел Гусинского в Кремле. Как-то, уже после «инцидента», Ельцин задумал пригласить на встречу банкиров, чтобы по их рассказам оценить ситуацию в экономике, поговорить о перспективах развития финансового рынка. Заранее просмотрев список приглашенных, я удивился: наряду с руководителями крупных банков на встречу позвали представителей слабых, неустойчивых. На всякий случай я поинтересовался у помощника Президента Лившица:
– Александр Яковлевич! По какому принципу отбирали финансистов?
Как выяснилось, Лившиц этим не занимался, а готовый список банкиров ему принес Гайдар. Он же включил туда и Гусинского.
Интуиция подсказывала, что там что-то затевается. Его явно пригласили не просто так – минуло всего полгода после прогулки по «Мосту» и лондонских «каникул». Очевидно, кто-то захотел извлечь «дивиденды» из мероприятия.
Минут за пятнадцать до встречи я зашел посмотреть, как складывается ситуация. Корреспондентов в зал еще не пустили, но телевизионные камеры уже расставили – они были нацелены на президентское кресло. Я обошел стол и взглянул на таблички: кого из банкиров разместили рядом с Борисом Николаевичем? Справа от президентского места стояла визитка… Владимира Александровича Гусинского. Поскольку рассаживать гостей могли только два человека – Илюшин и Шевченко, я подозвал обоих.
Когда ко мне подошел Виктор Васильевич, я молча указал ему на фамилию Гусинского. Лицо первого помощника вытянулось от изумления. Он как-то сразу сник, руки нервно задергались. Илюшин запричитал:
– Саша, Саша, я, честное слово, не понимаю, как это произошло.
Я, зная, что Илюшин живет с Гусинским на одной лестничной площадке, слегка съязвил: «Ну как не порадеть соседушке-то». А затем предложил устранить допущенную оплошность.
– Мы руководствовались только одним – чтобы Борис Николаевич, не дай бог, не встретился глазами с Гусинским, – продолжал оправдываться первый помощник.