Лиза сглотнула. Отвернулась к окну, чувствуя, как что-то внутри дрожит. Как все в ней отзывается в ответ на его слова. А ведь она думала, что больше никогда и никому не поверит. Поступкам – да, но не словам так точно. В какой-то момент те утратили для нее всякий смысл.
– Угу… – невнятно пробормотала Лиза.
– Так куда ты, говоришь, едешь?
Лиза не хотела обозначать место. Потому что Яр непременно раздул бы из этого проблему. А ей и так было несладко. Отстаивая свое право ехать в С*, Лизе пришлось пройти через ожесточенную битву с главредом. Они орали, они два дня потом не разговаривали, но в конечном счете ее взяла. А потом она еще и фотографа уговаривала. Потому что тот фотограф, единственный, с кем Лиза хотела бы ехать, и впрямь не любил с ней работать. Говорил, что не может выносить ее темп. Обвинял в том, что в поле она работает как безумная. Загоняя себя буквально до смерти. И в какой-то мере, конечно, был прав. Но… Фед был лучшим военным фотографом из всех, что она знала. Шесть World Press Photo служили тому подтверждением. Самые лучшие её репортажи сопровождались именно его фото. Фед мог так отснять картинку, что та многократно усиливала любой, даже самый мощный текст. Как специалисту, ему не было равных. Вот она в него и вцепилась.
– В командировку. Ничего особенного. Через неделю буду уже дома. Глядишь, мозги проветрятся. А то я все глупости какие-то делаю…
Конечно, Лиза намекала на секс, который у них случился. Желая непонятно чего. То ли выяснить, как сам Ярослав относится к произошедшему, то ли как-то это все оправдать. Себя оправдать в первую очередь. Найти разумное объяснение собственному поведению. Хотя он ведь первый начал. Кстати, она ведь так и не выяснила, что на него нашло? Тогда…
Промокнув губы салфеткой, Лиза встала, чтобы собрать посуду. И Яр тоже встал. Их пальцы соприкоснулись над грязной, измазанной остатками томатного соуса тарелкой. Его – смуглые. Знакомые ей до боли. И ее – почти прозрачные. Плавным движением руки Яр взял в кольцо ее запястье. Лиза снова судорожно сглотнула, не решаясь поднять ресницы. И заглянуть в глаза. В которых… а черт его знает, что в них?
Двойственность чувств… Та самая двойственность. Когда видеть его не можешь. И не можешь не видеть. Когда хочется оттолкнуть. Вырвать ладонь из захвата и, возможно, даже наотмашь ей, как тогда… по лицу его, по щекам, со всей силы. Когда хочется прижать к себе и никогда… никогда больше не отпускать. Черпая силу, которой в самой не осталось.
– Ч-что ты делаешь?
– Не знаю. Это зависит от того, чего хочешь ты.
Лиза неопределенно повела плечами. Чего она хотела? Может быть, почувствовать себя… живой? Желанной этим сильным, красивым мужчиной? Мужчиной, каждую черточку которого она как свою знала. И которого, наверное, поэтому ей было так легко подпустить к себе. К собственному телу, осквернённому чужим предательством.
– А ты? Ты чего хочешь, Яр?
– Тебя. Всегда тебя, Лиза.
Наверное, это были те самые слова, которые ей нужно было услышать. И пусть она сразу не осознала их глубину, пусть лишь боязливо коснулась поверхности пальцами, не понимая даже, что там, под толщей видимого, просто нет дна, его слова один черт отозвались в ней вспышкой невозможной какой-то жажды.
Лиза пошевелила кистью, высвобождая руку из захвата Яра. Тот послушно разжал ладонь и отступил на шаг, решив, что она ему этим «нет» сказала. И вот тогда Лиза потянулась к нему сама. Сжала пальцы, ощущая каменную твердость мышц. Вздохнула и двинулась вверх по выступающим змейкам вен. Очерчивая их пульсацию пальцами. Завороженно наблюдая, как бьется жизнь, сосредоточившись в небольшом углублении в основании его горла. Поцеловала. Толкнулась языком в эту ямку, выпуская теперь уже его мурашек. Прошлась ладонями вниз, разгоняя стайки по коже. Скользнула по дугам ребер. Здесь она его тоже знала. Видела – Тени много времени проводили вместе. Гоняли на моря или выезжали на шашлыки за город. Где расхаживали, естественно, без рубашки. Но никогда раньше она не смотрела на Яра как на мужчину. Навсегда закрыв для себя эту историю. И вот теперь, спустя столько лет, открыла ее по новой…
Потянула майку вверх. Яр стащил её через голову. Замер, уставившись Лизе в глаза. Его грудь вздымалась и опадала, и снова вздымалась. И это завораживало. Почему столько разговоров о женской груди, когда вот же… вот! Настоящее произведение искусства.
Удивительно. Но никакого стыда не было. Настолько Яр был ей родным. Настолько понятным. Только теперь еще и желанным… настолько.