Близкие люди

Я объяснил кому мог, что никуда не бегу. Что мне, студенту-заочнику Литинститута, вот так полезна журналистская практика. К тому же меня приглашают в редакцию городской газеты. А что касается легкого труда… Так он не очень-то легкий. Не зря ведь, как свидетельствует статистика, журналисты живут чуть ли не меньше всех.

Но всем это невозможно было объяснить. Вот и косился кое-кто.

А может, это мне только казалось?.. Может, это совесть моя меня укоряла?..

— Свобода, — вспоминал вечером Сахненко, — альма-матер наша!

Мы сидели вдвоем в кухне его уютной квартиры, уставшие от разлуки, и без конца говорили, говорили. Уже спала его пятилетняя дочь, ушла отдыхать и жена — рано утром ей на смену. А мы все говорили и говорили. Иногда ненадолго замолкали — чтобы вспомнить какую подробность.

— Устал в дороге? — спросил после одной такой паузы Василь. И, не ожидая ответа, сказал: — Ничего, отоспишься… — И в который раз повторил: — Нет, ты помнишь, как мы с тобой сошлись в свободинском РУ?

Как не помнить? Не обидел бог памятью.

…Из столовой я вышел, наевшись до боли в животе. Дома так сытно я наедался разве что на рождество, когда холодца вволю бывало. В остальное же время главная еда — мичуринка, как у нас в деревне почему-то называли картошку. А тут, в училище, хлеба вволю дают. А котлеты с чесноком чего стоят! А гуляш! Подливка до того вкусная, что тарелку языком бы вылизывал. Да стыдно: подумают ребята, что обжора.

Едва, значит, за моей спиной захлопнулась створка столовской двери, как передо мной возник щуплый, неопрятный, замызганный «старичок» (так мы, новички, называли учеников второго-четвертого годов обучения). Отводит он меня в сторону и тихонько спрашивает:

— Закурить е?

В карманах я курева не держал — боялся Конева, а вот в правом носке у меня был спрятан табачок, завернутый в маленький белый лоскут, а в левом — десяток спичек и «терка» — обломок спичечного коробка. Табаку было закрутки на три-четыре, и хранил я его не для того, конечно, чтобы угощать первого попавшегося «старичка». И я ответил ему — Замыцкий была его фамилия, как после узнал:

— Нету закурить.

— Дай проверю.

Фью, думаю, проверяй, все равно не догадаешься в носки заглянуть.

Замыцкий в один карман полез — ничего, во второй, понятно, — ничего. Впрочем, смотрю, он все-таки что-то вытащил и зажал в кулаке. Ах, вспомнил, у меня три, рубля там лежало! Сестра, что привозила меня в училище, на всякий случай дала.

Я схватил Замыцкого за руку:

— Отдай!

— Чего? — вырвал руку Замыцкий. — Сгинь!

— Отдай, — не отставал я чуть не плача — жалко все-таки трояк.

— Сгинь!

И тут подошел Василь Сахненко. Он из столовой вышел вслед за мной и наблюдал всю сцену. Видя явную несправедливость, он схватил Замыцкого за шиворот:

— Что взял?

Замыцкий вырвался, бац Василя по скуле своим костлявым кулачком. За незнание неписаного закона: новичок не имел права перечить «старичку».

— Ах ты, вонючка! — вскипел Василь. — Ты еще кусаться смеешь? — скрутил Замыцкому руки назад — Василь намного сильнее был. Он вернул мне трояк, упрекнув при этом: — А ты боишься этого сморчка. — И поддал Замыцкому коленом.

Желая отблагодарить Василя, я даже закурить ему предложил, да он отмахнулся:

— Не курю. Раз пробовал — вырвало…

А через полчаса его поколотили «старички». Их было трое. Вывели они Василя за общежитие и устроили самосуд. Замыцкий все норовил ботинком в пах попасть…

— Смотри-ка, помнишь, — оживился Василь. — Можешь себе представить, недавно я встретил Замыцкого — к нам попал. Уже третья судимость…

Свобода… Надо бы как-нибудь проведать ее…

А между тем хриплый мужской голос в вагонном репродукторе объявил мою станцию. Глянул я в окно: ну да, подъезжаем. Вон уж справа замелькали островки Визового леса, а слева виднеются макушки деревьев Круглого леса, приютившегося на склонах широкого некрутого лога. В Визовом ягод летом много, мы, бывало, всей деревней туда ходили. Я заблудился однажды там. И немудрено: лес густой, на многие километры тянется.

То ли дело Круглый! Безъягодный, зато не заблудишься — гектаров пятьдесят всего. Доверчивый лес, домашний, там мне каждый куст знаком. Опять же в августе орехов в Круглом много, удочки там растут — залюбуешься: ровные, длинные, гибкие.

Ну, неразлучный чемоданчик, слезай с полки, прибыли!

3

Возы, станция наша, говорят, находится почти на самой высокой точке Средне-Русской возвышенности. Об этом, правда, из здешних жителей мало кто знает, а узнает, не удивится: та самая точка и до трехсот метров не доходит, какая уж она достопримечательность?

История названия станции довольно любопытна. Еще в прошлом веке, когда прокладывали железную дорогу, на этом месте был склад шпал. Три мужика из Михеевки решили однажды проверить бдительность охраны склада. А попросту — поехали красть шпалы, не без основания полагая, что в хозяйстве они могут зело пригодиться. Особенно, если фундамент у хаты или амбара придется подновить.

Выехали на трех телегах. Темной ночью.