Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие

Как-то мы сидели на балкончике особняка на Малой Никитской, моя комната располагалась на втором этаже и имела выход на балкон. А тогда после войны масса иностранцев в Москву приехало, англичан много. Все шли в дом приемов МИДа. И, помню, Светлана, слушая их речь, вдруг говорит: «Вот бы где я хотела жить».

И так она в итоге и сделала. Получается, мысль уехать возникла у нее, когда она еще девчонкой была.

В школе мы сидели за одной партой. Как-то в школу приехало какое-то начальство. Конечно, их завели в наш класс. Шел урок литературы, и меня вызвали отвечать на вопрос о «Матери» Горького. У меня сразу возникло чувство протеста. Если бы просто меня спросили, ответила. А тут как внучку, покрасоваться перед высокими гостями. И я смолчала. Светлана смотрела на все это и улыбалась. Она ведь тоже из-за этого и убежала за границу. Терпеть не могла, когда ее воспринимали только как дочь Сталина и только поэтому обращали внимание.

В этом отношении отличалась другая Светлана, дочь Вячеслава Молотова. Ее красиво очень одевали. Она на два года младше нас была. Помню, в 1936 году она встречала детей испанцев. Такая мизансцена была — нас выстроили по бокам широкой лестницы, которая вела на второй этаж. Снизу вели детей, маленьких совсем, а Светлана Молотова спускалась им навстречу сверху. На площадке между пролетами они встретились и пожали ручку друг другу.

Мы со Светланой Сталиной хохотали. Уже тогда понимали, что это смешно.

Я вообще многое поняла в жизни благодаря Светлане. Я же была глупее ее. А она уже тогда все видела, все понимала.

То, что я после своих лазаний через забор, немного пришла в норму, случилось благодаря Светлане. Стала книжки читать. Светлана очень любила читать и меня приучила.

* * *

Модницей Светлана не была. Потому что за наряды полагалось деньги платить, а у Светланы их не было. Первое платье — я помню — только в десятом классе сшила. Пошла к папе и попросила денег на платье для выпускного. Он дал.

Она в специальном ателье заказала. Как сейчас помню, из темно-зеленого материала. Красивое платье получилось. Она его надевала, когда я на дачу к ней приехала. Целое событие было: «Подожди, я сейчас выйду».

Когда Светлана замуж вышла за сына Жданова (Андрей Жданов — ближайший соратник Сталина, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП (б), Председатель Верховного Совета РСФСР, его сын Юрий занимался наукой, был профессором, доктором химических наук. — Примеч. И.О.), у нее шуба появилась норковая. В этом браке она стала уже покупать хорошие вещи.

На свадьбе со Ждановым я у нее не была. Не принято было людей на такие вещи приглашать. Да и после моего замужества за Серго наши пути редко пересекались. Но в гостях у нее несколько раз бывала.

* * *

Светлана, кстати, с моей мамой была дружна. Да все, кто видел маму, ею увлекались. Что такого было в маме? Красивая она была, конечно. Но дело не в красоте. Она была женственная, добрая. Очаровательная. Именно так о ней говорили: «Очаровательная». И вот так ей не везло.

Простил ли Сталин отказ выйти за него замуж? Ее-то простил. Но все, кто подходил близко к маме — страдали. Сталин, конечно, интересовался всеми. Если ему о ком-то докладывали, то немедленно следовала кара.

Говорили ли мы с мамой о папе? Это была для нее непростая тема. Когда он вернулся в СССР, все и началось. Его просто стали спаивать. Хотя в той же Италии всегда в доме было вино, но папа не пил, только за столом и только по какому-то поводу.

Почему он простудился в тот роковой день? Мама сказала: «Еще раз увижу тебя в таком состоянии, мы расстанемся». И когда он все-таки в таком состоянии приехал, находясь до этого в гостях у Ягоды, то не посмел зайти в дом, решил посидеть в саду, заснул и замерз.

Об отце мама не любила говорить. Это была ее боль. Она всегда говорила: «Потеряли мы Италию, потеряли мы нашу любовь и друг друга».

Папу похоронили на Новодевичьем. Памятник сделала Вера Мухина, но идею предложил дедушка, взяв за основу работу Микеланджело, создавшего из мрамора фигуру раба. За папиной головой, если обратите внимание, огромная глыба, которая словно прижимает его к земле. Этой глыбой был дедушка, он так считал. Если бы не требование Ленина оставаться подле Горького, папа мог бы многое сделать, он был очень талантлив.

Когда памятник был готов, бабушка сказала Мухиной: «Вы продлили мне свидание с сыном». Дедушка без Максима прожил всего два года, но это уже было, скорее, просто физическое существование. Мы все хотели, чтобы его тоже похоронили на Новодевичьем. Но Сталин распорядился — только Кремлевская стена. Кто бы посмел поспорить…

* * *

Мама жила до последнего дня на Малой Никитской, ей оставили три комнаты. Остальное уже было музеем Горького.

Она прожила недолгую жизнь. Столько переживаний выпало, и все она держала в себе. Всегда была очень вежливой, улыбчивой, никому не показывала, что у нее на душе творилось.

Вы видели портрет мамы кисти Корина — так она выглядела в последние годы. Сумела сохранить свою красоту. Я даже сама любовалась ею.

Мама умерла неожиданно, ей было всего 69 лет.