Близость (СИ)

После этих слов я уже не могла сдерживать себя. Комок, всё это время стоявший в моём горле, обрушился горькими слезами, на мои горячие щёки. Я сидела на полу и раскачивалась как маятник, обнимая себя руками. На мои рыдания прибежала тётя Лида. Она успокаивала меня, гладила по голове, уверяя, что всё будет хорошо, что всё наладится. Но я знала, что это ложь…

***

Через неделю меня оставили на пороге детского дома. Тётя Лида заверила, что будет приезжать ко мне и навещать, а я молчала, не зная, что ей ответить. С минуту постояв, но так и не дождавшись моего ответа, она обняла меня, поцеловала в лоб и тихо удалилась.

Моя дальнейшая жизнь, проведённая в стенах детского дома, была одним не прекращающимся кошмарным сном. Все дни слились в один и воспоминания путались. Помню, как я впервые переступила порог спальни для девочек, под пристальными взглядами озлобленных на весь мир детей — сирот, таких же как и я.

Помню как первый раз меня ударила соседка по палате, за то, что я не хотела показывать ей свой фотоальбом — последнее воспоминание, оставшееся от моей семьи. В тот раз они рассекли мне бровь, разбили нижнюю губу и разорвали все фотографии в ключья. Уничтожили единственную ниточку, связывающую меня с прошлым. Тогда, ко мне впервые пришло осознание того, что я теперь одна.

Первое время я всё ещё надеялась на то, что Андрей вернётся. Видела во сне, как он забегает ко мне в палату, берёт на руки, обнимает и навсегда забирает из этого страшного места. И даже спустя пол года, проведённого в стенах приюта, я продолжала верить и ждать его прихода.

Моей веры хватило на год, прежде, чем я окончательно сломалась. Думаю это произошло после того, как меня очередной раз избили в туалете два парня, затащившие меня туда просто для того, чтобы поиздеваться. Именно в тот день, лежавшая на холодной плитке и боявшася подняться, на случай, если мальчишки ещё где-то рядом, ко мне пришло полное понимание того, что у меня больше никого не осталось.

В ту секунду с пола поднялась уже не та маленькая и слабая Катюша, наивно ждавшая, кого-то, кто мог бы её защитить. Нет. В то самое мгновение родился новый человек — человек, готовый на всё, чтобы выжить.

С тех пор я больше не плакала по ночам и не ждала Андрея. Я с корнем вырвала из себя это имя. Мысленно похоронила его вместе с нашими родителями. Только его могила была не на кладбище, а в моём сосбственном сердце… И да, я больше никому не позволяла себя обижать. Конечно, меня не преставали бить и оскорблять, детский дом — это дикое место, и живут в нём не иначе как по закону джунглей.

Но в ответ на толчки и удары, я била в ответ. С воплями и визгами я бросалась на своих обидчиков, рвала и кусала, била и царапалась. С каждым новым годом, проведённым в приюте, я становилась всё более мрачной, замкнутой и обозлённой на весь мир. Я осознанно не заводила друзей и не сближалась ни с кем. Где-то в самой сердцевине моей детской души глубоко засело простое уравнение — близость=разочарование=страдание=боль. А я не хотела больше боли. Физический дискомфорт меня не пугал, тогда как страданий душевных я боялась как огня и сделала всё, чтобы не испытывать это чувство вновь. Воспоминания о семье, обо мне прежней… и о нём (боьше я не позволяла себе произносить его имя, даже в своей голове) отходили на задний план, тускнели, а многие и вовсе исчезли где-то в глубинах подсознания.

Тётя Лида в начале навещала меня очень часто — каждый месяц. Но мне не нужна была эта связь с прошлым. Я всеми силами пыталась оборвать любые нити, оставшиеся от моей прошлой жизни, так мне было легче. Я не шла с ней на контакт, грубила и злилась, а иногда и вовсе отказывалась выходить из спальни, когда она приезжала ко мне. Поэтому её визиты со временем становились всё реже и реже. В конечном итоге, она стала приезжать только на праздники, чтобы передать немного домашней еды, обычно это были пирожки или булочки её приготовления.

Детский дом стал моим кладбищем и одновременно местом моего возрождения. В стенах приюта родилась новая Я, навсегда похоронившая те последние кусочки любви и надежды, жившие во мне когда-то.

Глава 2. Катя

"Странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя?" Сократ

Ты снимаешь вечернее платье стоя лицом к стене, И я вижу свежие шрамы на гладкой как бархат спине, Мне хочется плакать от боли или забыться во сне, Где твои крылья которые так нравились мне? (Наутилус "Крылья")

9 лет спустя.