Блокада. Книга 2

– Я не хочу всего этого слушать! – резко сказал он, и его плечо стало непроизвольно дергаться. – Я наградил вас Рыцарским крестом. Я предоставил вам честь захвата второй большевистской столицы. Я поставил под ваше командование две армии и воздушный флот. А вы… вы стоите сейчас здесь – почти в двухстах километрах от того места, где вам надлежало быть! Вы…

Гитлер задыхался от охватившего его гнева. Фразы, слова беспорядочно срывались с его посиневших от злобы губ, хриплое клокотание доносилось из горла. Он стучал по столу кулаком, пинал ногой привинченный к полу стул, брызгал слюной…

Наконец Гитлер умолк.

Какое-то время он еще метался по салон-вагону, потрясая кулаками и, казалось, ничего не видя перед собой, но приступ ярости стал уже затихать. Гитлер остановился перед столом и, стоя спиной к фон Леебу и его генералам, холодно и отчужденно произнес:

– Петербург должен быть взять в самое ближайшее время. Только в этом случае советский флот в Финском заливе будет парализован. Если русские подводные лодки лишатся базы в Финском заливе и на балтийских островах, то без горючего они не продержатся и самого короткого времени. Кроме того, от захвата северных коммуникаций зависит бесперебойная подача нам руды из Швеции. А теперь слушайте мой приказ. К карте! – крикнул он резким, командным голосом.

Фон Лееб, еще не успевший оправиться от шквала угроз и оскорблений, сгорающий от стыда из-за того, что подвергся унизительному разносу на глазах у своих подчиненных, вздрогнул и, точно школьник, неожиданно вызванный к доске строгим учителем, поспешно приблизился к столу.

– Надо прекратить лобовые атаки Лужской линии, они вам не удаются. Ищите обходных путей. Бейте русских у Новгорода и Кингисеппа. Бейте, бейте, со всей силой! Далее. Линия Москва – Петербург должна быть немедленно перерезана, – на глядя на фон Лееба, говорил Гитлер. – Здесь! – Он резко провел ногтем линию в районе Мги. – Отход русских войск с вашего фронта на другие фронты и к Москве должен быть исключен. Третью танковую группу вы направите сюда. – Он ткнул пальцем в черную точку и с трудом произнес сложное русское название: – Вышний Волочек. Именно здесь ей предстоит пересечь основную железнодорожную магистраль. Вы поняли? Вам предстоит в ближайшие дни развернуть решающие для всей нашей армии операции.

– Простите, мой фюрер, – поспешно сказал фон Лееб, – означает ли это, что наступление на Москву откладывается?

– Москва на сегодня является для меня понятием чисто географическим, – по-прежнему не глядя на фельдмаршала, ответил Гитлер. – Кроме того, вашей заботой является не Москва, а Петербург.

Он помолчал немного и продолжал:

– Очевидно, русские попытаются снова оказать упорное сопротивление. Сталину не может быть не ясно, что, потеряв Петербург, этот символ большевистской революции, он окажется на грани полного поражения вообще. Поэтому я жду от вас решительных действий, фон Лееб. Решительных! Подготовка к ним должна начаться тотчас же, как вы покинете этот вагон. Я хочу, чтобы вы не теряли ни минуты.

Несколько мгновений он молча буравил фельдмаршала неприязненным взглядом. Потом отвернулся и резко сказал:

– Это все. Идите.

Фон Лееб и его генералы молча направились к выходу.

– Подождите, – неожиданно остановил их Гитлер. – В вашем штабе должен находиться мой бывший адъютант майор Данвиц…

– Майор Данвиц, – сказал, поворачиваясь, фон Лееб, – согласно его категорическому желанию был направлен в действующие войска. Он возглавлял группу прорыва и проявил чудеса храбрости при захвате Острова и Пскова. Получил легкие ранения в боях на Луге. Однако вчера мы получили приказ от генерала Йодля, и майор Данвиц вызван сюда. Он ожидает в моем штабе.

– Пришлите его, – сказал Гитлер.

11

Передовым отрядом танковой группы Хепнера, которому была поставлена цель с ходу прорвать в центре Лужские укрепления, командовал майор Данвиц. Именно он находился тогда в головном танке и, наполовину высунувшись из люка, обозревал местность, не подозревая, что через несколько минут его машине суждено подорваться на минном поле.

После того как танк загорелся, Данвицу удалось выскочить из машины и, катаясь по земле, сбить пламя со своего комбинезона.

Санитары вынесли майора с поля боя, и спустя несколько часов он оказался в полевом госпитале.

Данвиц страдал не от ранений – ни одна пуля не задела его, – не от ожогов, это были не очень сильные ожоги. Майора мучило сознание, что он попался в ловушку, расставленную ему русскими, погубил танк, не смог продолжать командовать своим передовым отрядом.

О том, что атака закончилась бесславно и что отряду, потерявшему шесть танков и не менее сотни солдат только убитыми, пришлось отойти, Данвиц уже знал.

В немецкой армии нашлось бы немало командиров, которые благодарили бы бога за то, что, получив легкие ранения в самом же начале сражения, вышли из боя, который закончился так бесславно, и таким образом избавились от ответственности за поражение.