Блокадные девочки

Любопытный рассказ верующей блокадницы, которая воспринимает блокаду как посланное Богом испытание. Для верующих важна не тема борьбы с врагом (фашистом), а тема борьбы с собой (темным в душе). И там же близкая мне мысль о том, что память о блокаде заменила в городе религию. Официальная идеология отстаивала в теме блокады героизм и подвиг. Память сохраняла трагизм и страдание. Гранин и Адамович первыми сказали о том, что настоящая история блокады – в частных дневниках и воспоминаниях, потому что вся официальная история лжива. Для ленинградцев блокада – это история семьи. Гранин, кстати, утверждал, что женщины про блокаду рассказывают куда лучше мужчин и что каждый их десятый рассказ – почти гениален. Может, просто мужчин в десять раз меньше выжило?

Я часто думаю, что в блокаду сменилось понятие сильного пола. Слабым полом стали мужчины, которые быстрее сдавались и умирали. Тому есть физиологические объяснения (у них больше мышечной массы, которую они быстрее теряют), но есть и более сложные – женщины способны легче приспособиться к страданию, лучше умеют выживать. Маленькие мальчики тоже умирали быстрее маленьких девочек. Мужчины чаще всего не могли удержаться, чтобы не съесть весь паек сразу, а женщины могли делить кусок хлеба на три части и выдавать себе и детям еду по часам.

В одном из интервью мелькает мысль об отсутствии гениального романа о блокаде. Я часто слышала, что блокаде нужен был Лев Толстой и что многие в блокадные месяцы перечитывали именно «Войну и мир». Не было великого писателя, пережившего и описавшего (или осмыслившего) блокаду. Наверное, только Шостакович в музыке к этому как-то приблизился. Он, кстати, говорил, что иметь возможность горевать – это право, которое дается не всем и не всегда. Ему война это право дала, как и многим.

21 сентября

Я совершенно придавлена «Записками блокадного человека» Лидии Гинзбург, которые когда-то читала кусками и не допуская до сердца. А тут прочла целиком. Точнее и жестче, по-моему, блокаду никто не описал. Гениальные понятия «трагедии еды» и «магии еды». Отношение к бомбежке, как к препятствию на пути к обеду. Горящие глаза, которые страшнее истощения. Вытеснение страдания страданием. Движение, которое люди несут в себе как травму. Потеря собственного тела и потеря равновесия. И тема, о которой я часто думала, – присутствие иждивенца, которое может все очеловечить («Рассказ о жалости и жестокости»).

Потрясающие куски про блокадную кулинарию, которая – подобно искусству – сообщает вещам ощутимость. «Съесть просто так – слишком просто, слишком бесследно». Понятие интеллектуальных кулинаров. Сходство блокадной кулинарии и любви (Ларошфуко: «Любовь – потребность в окольном достижении цели»).

Мысль, которая звучит во многих блокадных воспоминаниях, но тут блестяще сформулирована: «Люди функционируют согласно своему основному характеру, но только в проясненном и гиперболическом виде».

30 октября

Прочитала в блокадном дневнике Елены Скрябиной: «Теперь умирают так просто: сначала перестают интересоваться чем бы то ни было, потом ложатся в постель и больше не встают».

И еще: «Врачи уверяют, что если брать два раза в неделю ванну и выпивать в день до трех стаканов жидкости, то можно прожить несколько месяцев». Я часто думаю о том, что если бы в блокаду больше знали о природе голода и о разных связанных с ним физиологических процессах, смогли бы прожить дольше. Но знали на удивление мало. Поэтому меня удивляет скрябинская фраза – редкое указание на то, что надо больше пить воды.

В разных похудательных и голодательных клиниках меня заставляли пить по два литра воды в день. Вода заполняет желудок и притупляет чувство голода. Вода выводит токсины. Вода препятствует обезвоживанию организма, измученного всякими механическими очистками (в конце концов большинство клиник выводит прежде всего воду, а не жир). Вода – лучший электролит. Мне это всегда мучительно – я не люблю пить и в нормальной жизни никакой потребности в воде не испытываю. (Как любит цитировать Омара Хайяма мой муж Леша: «Вода? Я пил ее однажды… Она не утоляет жажды».) Не понимаю разговоров о каком-то особом вкусе воды (Voss или Fiji? San Pellegrino или Ferrarelle? По мне все они – один «Святой источник»). В блокаду воду нагревали и пили с солью и перцем, как суп. И вот это было страшной ошибкой – соль задерживала воду и вела к отекам.

2 ноября

Мы с Лешей и детьми сидим на террасе роскошного маврикийского отеля у моря. Бесконечные сравнения – вот, на Мальдивах лучше море, здесь лучше бассейн. Вот, тут более продвинутый дизайн, но там аутентичнее и уютнее. Там больше территория, зато здесь лучше сервис. Там больше фруктов, зато здесь кухня лучше. Я подозрительно ковыряю сибаса с кускусом, который сегодня полагается мне по wellness menu – согласно моей аюрведической доше (отель недавно решил объявить себя аюрведическим центром).

– Странно, что у них wellness menu не предполагает раздельного питания, – говорю я Леше.