Блокадный ноктюрн

Начинался первый день осени — первое сентября. День, как говорится, знаний. Знаний о прошлом, а не о будущем. Кто из бойцов мог знать — чему научит их день грядущий? И только передовые дозоры не думали и не знали. Просто сидели и всматривались в клочья тумана, ползущие по громадному полю, раскинувшемуся между линией электропередач и Апраксиным Бором.

Первая ночь на передовой прошла удивительно тихо. Для опытных бойцов, естественно. Новобранцам ночь казалась сущим адом — то и дело шипяще взлетали ракеты, освещая мертвенно-синим светом жуткий пейзаж искореженного поля, сухо стучали пулеметы, где-то в тылу — и нашем, и немецком, — то и дело гулко бухали взрывы. За полночь отработали «Катюши» — из-за леса с жутким воем взлетели огненные пальцы реактивных снарядов и мгновенно исчезли за горизонтом. После залпа где-то в стороне Мги до самого утра полыхало багровое зарево. Нормальная фронтовая работа. Нормальная боевая тишина. Старший лейтенант Смехов совершенно не слышал всей этой тишины. Он крепко спал в наскоро оборудованном блиндаже.

Немцы — нация работящая, строить умеют. И на этих болотах умудрились целые крепости понастроить. Траншеи они копали так — вбивали по два ряда кольев с обоих сторон в человеческий рост, а между рядами насыпали землю. Дно же выстилали досками. Получалось относительно сухо. И, самое главное, прочно. Не каждый снаряд мог пробить такую фортификацию.

В блиндажах, однако, все равно было сыро. Вода капала с потолка, сочилась со стен, хлюпала под ногами.

Но Смехов спал, укрывшись с головой. Редкие минуты отдыха надо пользовать со всей отдачей и на полную катушку.

Проснулся он от того, что его осторожно подергали за ногу:

— Товарищ старший лейтенант! Тут до вас прибыли! — от голоса ординарца Смехов проснулся моментально.

— Ага… Кто? — протирая глаза, Смехов сел на лавке.

В блиндаж вошли двое. Политрук Рысенков и незнакомый лейтенант.

— Спишь? Смотри, так всю войну проспишь! — улыбнулся политрук.

— С удовольствием бы, — буркнул старший лейтенант. — Кто такой?

— Лейтенант Уткин, товарищ старший лейтенант. Командир взвода отдельного огнеметного батальона. Направлен из штаба армии для усиления обороны.

— Огнеметчики… Огнеметчики — это хорошо. Ну, проходи, лейтенант Уткин. Как зовут?

— Николаем.

— Срочную служил?

— С тридцать седьмого по сороковой. С началом войны снова призвали.

— Чем взвод вооружен?

— Десять фугасных огнеметов, товарищ старший лейтенант. Должно быть по уставу двадцать, но…

— Ого! И как эти бандуры тут ставить собираетесь? Ты на передовой был?

— Приходилось, — коротко ответил лейтенант Уткин.

По лицу лейтенанта было понятно, что да, приходилось. Спокойное такое лицо. И жесткое одновременно. И печать фронтовой усталости на этом лице. Смехов по этому выражению лица сразу угадывал фронтовиков — смеялись ли они, пели ли, рыдали ли, матерились, дрались — неважно. Эта военная усталость въедалась в кости и в жилы. Навсегда въедалась. Намертво.

— А где воевал?

— На Пулковских высотах, товарищ старший лейтенант.

— Так ты изнутри? — поднял брови Смехов. — Как там?

— Держимся. Товарищ старший лейтенант, разрешите осмотреть позиции. Мне до утра огнеметы надо вкопать.

— Рысенков, проводи лейтенанта к Кондрашову. А я еще посплю.

— Если победим — будить? — опять усмехнулся политрук.

— Не… Буди — если немцы барагозить начнут.

Смехов не успел донести голову до вещмешка, служившего командиру роты подушкой, как опять уснул.

А Рысенков и Уткин пошлепали под мелким дождем в сторону передовых позиций роты.

Кондрашову вот прилечь не удалось. Его взводу выпало в эту ночь сидеть в боевом охранении. То и дело он мотался туда-сюда, проверяя секреты. На очередном обходе и наткнулся на политрука роты с огнеметчиком.

— Кондрашов. Алексей.

— Уткин. Николай.

— О как! — удивился командир стрелкового взвода. — А у меня Уткин тоже есть. И тоже Николай. Не родственник, случаем?

— Вряд ли, — сухо ответил огнеметчик. — Давайте позиции осмотрим. А с тезками потом будем знакомится.

Добрый час они ползали по грязи, высматривая места для огнеметов. А потом началась работа.

Пятидесятидвухкилограммовые цилиндры закапывались в землю. На поверхности оставалось лишь замаскированное сопло. Достаточно было одного осколка, чтобы горючая смесь взметнулась в воздух. Но везло. Огнеметчки телами прикрывали туши своих «поросенков» при близких разрывах. Иначе — смерть. В зарядный стакан укладывали пороховой заряд, а поверх него — зажигательную шашку. В шашке помещали электрозапал. А оттуда уже тянули провода к расчетам.

Лишь под утро огнеметчики закончили свою работу.

— Перекусим? — предложил Уткину Кондрашов. — Чем бог послал, как говорится.

Тот молча согласился. Бог послал на завтрак пару банок тушенки, буханку хлеба и несколько луковиц из запасов одного лейтенанта и шматок сала да термос с теплым чаем из запасов другого.