Блондинка

Она взяла универсал и поехала то ли в Галапагос-Коув, то ли в Брансуик. Хотела купить свежего хлеба и фруктов или что-то в драгсторе. Кажется, витамины. Или жир печени трески в капсулах. Для белых кровяных телец, так она вроде бы сказала. Она довольно часто рассказывала мужу о своем самочувствии – по сути, только на эту тему и говорила. В утробе растет ребенок. Готовится к появлению на свет. Какое счастье! В Брансуике был гинеколог, которому она еженедельно показывалась. Знакомый ее манхэттенского гинеколога.

А может, она поехала «привести в порядок» волосы или ногти? Одежду Норма покупала редко (на Манхэттене ее тут же узнавали, и она в спешке покидала магазин), но теперь, когда беременность становилась все более заметной, она заговорила о том, что ей нужны новые вещи. Свободные блузы, платья для будущих мам.

– А вдруг ты разлюбишь меня, Папочка, если я буду плохо выглядеть? Или не разлюбишь?

Она уехала, приготовив обед, и дала о себе знать только после трех.

Драматург целиком погрузился в работу. На него снизошло вдохновение (вообще ему редко удавалось написать больше страницы диалога в день, да и то с большим трудом, оханьем и ворчанием), а потому он не замечал долгого отсутствия жены. Пока не зазвонил телефон.

– Папочка? Знаю, что з-задержалась. Но уже еду, скоро буду. – Она говорила тихо, словно извинялась.

Он ответил:

– Не спеши, дорогая. Я, конечно, уже немного волновался, но ничего. И поосторожнее на дороге.

Прибрежное шоссе было узким и извилистым. Порой даже средь бела дня над ним висели клочья густого тумана.

Не дай бог, Норма попадет в аварию, в ее-то положении!

Впрочем, водила она осторожно, в этом Драматург уже успел убедиться. За рулем старого «плимута»-универсала (машина казалась ей огромной и неповоротливой, как автобус) она сидела, напряженно подавшись вперед, хмурясь и покусывая нижнюю губу. Часто и резко ударяла по тормозам. Нервно относилась к поведению других водителей на дороге. Имела привычку останавливаться на красный свет, не доехав до перекрестка, будто боялась задеть пешеходов, даже когда машина стояла на месте. Никогда не превышала сорока миль в час, даже на скоростной автостраде, – в отличие от Драматурга, водившего машину быстро и рассеянно, с мужской развязностью, типичной для жителя Нью-Йорка. Он разговаривал за рулем. Иногда, жестикулируя, отрывал от руля обе руки. Поэтому он считал, что Норма – куда более надежный водитель!

Теперь же он сосредоточился на ожидании. Вернуться к работе не получалось. Ему пришлось ждать еще два часа и двадцать минут.

Поездка от поселка Галапагос-Коув до «Капитанского дома» занимала не более десяти минут. Может, Норма звонила ему из Брансуика? Запутавшись, он никак не мог этого вспомнить.

Несколько раз ему слышалось шуршание шин по гравию крутой подъездной дорожки. Казалось, что она в свойственной ей осторожной манере въезжает в гараж. Хрустел гравий. Хлопала дверца. Слышались ее шаги. Она шептала со ступеней:

– Папочка? Я вернулась.

Не сдержавшись, он спустился вниз и заглянул в гараж. Разумеется, никакого «плимута» там не было.

По пути обратно прошел мимо двери в подвал, она была приоткрыта. Драматург с грохотом захлопнул ее. Почему эта чертова дверь вечно открыта? Щеколда держит надежно, стало быть, это Норма ее не закрыла. Снизу, из темного подвала с земляным полом, тянуло густым и тошнотворным запахом распада. Пахло землей, гнилью и Временем. Он передернулся.

Норма говорила, что терпеть не может этот подвал:

– Там так противно.

Единственное место в «Капитанском доме», где ей не нравилось. Тем не менее Драматург подозревал, что она уже не раз обследовала этот подвал с фонариком, как своенравный ребенок, желающий получше рассмотреть то, чего боится. Но ведь Норма давно уже не ребенок, ей тридцать два. Тогда зачем она это делает? Зачем нарочно себя пугает? В ее-то положении?

Нет, этого ей я никогда не прощу, думал он. Не прощу, если она разрушит наше счастье.

Наконец в начале седьмого телефон зазвонил снова. Он тут же схватил трубку. Тот же слабый тихий голос:

– О Папочка! Ты, наверное, на меня жутко з-злишься?

– Норма, в чем дело? Где ты?

Как он ни старался, в голосе прозвучал страх.

– Встретилась тут кое с какими людьми…

– Какими еще людьми? Где?

– О Папочка, ничего страшного со мной не произошло. Просто я… ну, как бы это сказать… Что?.. – С ней заговорил кто-то еще, и она ответила, прикрыв трубку ладонью. Драматург, дрожа, прислушивался к громким голосам на заднем фоне. И громким звукам рок-н-ролла. Норма засмеялась в трубку. – Ой, здесь прямо крышу сносит. Но эти ребята очень славные, Папочка. Говорят вроде бы по-французски, представляешь? И еще тут две девушки. Сестры! Близнецы! Одинаковые!

– Что-что, Норма? Я плохо тебя слышу! Близнецы?

– Уже еду, Папочка. Прямо сию минуту! И приготовлю нам ужин. Обещаю!

– Норма…

– Папочка, ты меня любишь, а? Ты на меня не сердишься?

– Норма, ради бога…