Блондинка

– Буду ли я д-дома? Хм! – Эти слова говорила Девушка с верхнего этажа, наивная и смешная. Милая и остроумная Девушка с верхнего этажа, сама написавшая все свои реплики. – Но откуда мне знать, пока не настанет двадцать пять минут одиннадцатого?

На том конце провода смущенно перешептывались. (Или ей так казалось?)

Она ждала, ждала, ждала. Но ожидание не было тяжелым и унизительным. Совсем наоборот. Ожидание было возбуждающим. От этого ожидания она становилась счастливой, готова была петь, смеяться и танцевать весь день. Ровно в 22:25 звонил телефон, она поднимала трубку и говорила тихим детским голосом:

– Алло?

В ответ низкий голос. Ошибиться невозможно, это голос ее Принца.

– Алло? Мэрилин? Я все время тебя вспоминаю.

– Я тоже тебя вспоминаю, мистер П.

(П. – то есть Пронто.)

Она умела его рассмешить. Боже, как же приятно слышать мужской смех! Сила женщины вовсе не в сексе. Сила женщины в том, что она способна развеселить мужчину.

– Если б я был сейчас рядом с тобой, милая… знаешь, чем бы я занимался?

– О-о-о! Нет, не знаю. Чем?

Иногда звонил шурин Президента, говорил, что не прочь заскочить к ней выпить, или же приглашал ее куда-нибудь выпить или поужинать. Говорил, что нужно обсудить кое-какие «конфиденциальные» вопросы. Но она тут же отвечала: нет, ничего не получится. Она вспоминала, как разглядывал ее в Палм-Спрингс этот мужчина, какой откровенно оценивающий был у него взгляд. Нет, сейчас мне не очень удобно, говорила она. На что президентский шурин отвечал равнодушно-любезным тоном мужчины, для которого согласие и отказ в сексуальном контакте значили примерно одно и то же:

– Ну, тогда в следующий раз, дорогая. Нет, ничего срочного.

Она слышала, будто бы эти двое обмениваются женщинами.

Если точнее, женщин передавали сверху вниз. Моделей, старлеток. От Принца / Президента – нескольким его братьям, затем другой родне, затем приятелям.

Тем не менее она думала: Только не меня! Меня он никому не отдаст.

Последний раз, когда он звонил, разговор был короткий, говорили они тихо, голос его звучал сонно и сексуально, и он несколько раз повторил волшебные слова, которые она уже где-то слышала. Наверное, в старом фильме. Есть в тебе что-то, чего нет ни в одной женщине. Ты так живо откликаешься на каждое прикосновение. Реагируешь на любое дуновение, будто пламя. Такой женщины я еще не знал, Мэрилин.

Она ему верила. Возможно, так оно и есть. Ну конечно, как может быть иначе! Все равно что сказать, что он любит меня. Только другими словами.

Нищенка ждала. Никто не умел ждать так, как она.

До нее дошли слухи, что Касс Чаплин угодил в больницу. В Лос-Анджелесский центр детоксикации. Где-то час она паниковала, собиралась позвонить, все выяснить. Потом подумала: Нет, нельзя. Незачем с ними связываться. Не сейчас. Интересно, Касс и Эдди Джи до сих пор близки?

Как же она по ним скучала! По своим любовникам-Близнецам. Во время двух скучных браков с нормальными, порядочными, гетеросексуальными мужчинами!

Красавцы-мальчики, Касс и Эдди Джи! Она была их Нормой, их девушкой. Делала все, что от нее требовалось. Наверное, они ее гипнотизировали. А что было бы, если б она осталась с ними и родила от них ребенка? Все равно, пожалуй, сделала бы карьеру в качестве «Мэрилин Монро». Но это было так давно. Младенцу было бы уже восемь лет. Наш ребенок. Но он был проклят.

Она никак не могла вспомнить, почему умер Младенец, почему должен был умереть, почему Мэрилин убила его. Несколько месяцев назад она видела снимок Касса Чаплина в таблоиде «Тэтлера». Не поверила своим глазам. Ее бывший любовник очень постарел: под глазами темные мешки, морщины в уголках рта. От былой красоты не осталось и следа. Камера зафиксировала его в момент ярости – кулак вскинут, губы искривлены, будто Касс сквернословит.

Зато теперь у меня достойный любовник. Мужчина, знающий мне цену. По-настоящему родственная душа.

Даже если его слова на девять десятых были ирландской лестью, в чем она почти не сомневалась, все же они были лестью Принца, а не голливудского наркомана.

Как странно! В ответ на ее письмо к Глэдис, написанное с такой любовью, пришел напечатанный на машинке листок, измятый и сложенный в несколько раз. В центре его сгрудились слова:

Неужели тебе не стыдно, Норма Джин, я читала о Кларке Гейбле, говорят это ты его убила. Из-за тебя у него случился «последний сердечный приступ». Даже здешние сестры и няньки тебя презирают.