Блондинка

– Хочешь, Малышка. Еще как хочешь.

– Нет, мне не нравится.

– Черт!.. Могу поспорить, твоя Маленькая Штучка уже готова. Уже мокрая. – Он запустил грубые настойчивые пальцы ей между бедрами. Норма Джин отпрянула и оттолкнула его руку:

– О нет, Баки, нет! Мне больно!

– Да перестань, Норма Джин! Раньше ведь не было больно. Ты же такое любишь! Сама знаешь, тебе понравится.

– Сейчас не понравится. И вообще мне все это не нравится!

– Да погоди ты, послушай, это ж просто ради шутки!

– Ничего себе шутки! Мне от них стыдно!

Баки сердито сказал:

– Господь свидетель, мы с тобой женаты. Вот уже больше года, сто лет уже женаты! И мужчины проделывают всякое со своими женами, и ничего дурного в том нет!

– Нет, есть! Мне кажется, все это неприлично

.

– Я просто говорю тебе, – терпение Баки лопнуло окончательно, – чем занимаются другие люди.

– Но ведь мы – не другие люди. Мы – это мы.

Баки с красным, налившимся кровью лицом принялся снова поглаживать Норму Джин, на этот раз посильнее. По большей части все их ссоры заканчивались, когда Баки начинал гладить ее, при этом Норма Джин тут же уступала и смягчалась, как кролик, которого можно ввести в транс размеренным поглаживанием. Баки поцеловал ее, и она ответила на поцелуй. Но стоило ему снова взяться за трусики и лифчик, как Норма Джин его оттолкнула. Бросила на пол воняющий синтетикой гламурный парик, стала стирать грим, отчего ее пухлые губы тут же побледнели. По щекам катились слезы, оставляя черные полоски туши.

– О Баки! Мне так стыдно. От всего этого я перестаю понимать, кто я есть на самом деле. Я-то думала, ты меня любишь! – Она задрожала.

Баки склонился над ней, Большая Штуковина ослабела, треклятый презерватив сбился. Баки с недобрым недоумением смотрел на жену, словно видел ее впервые. Что, черт побери, вообразила о себе эта девчонка? Да сейчас она даже не хорошенькая, лицо заплаканное, грязное. Сиротка! Бродяжка! Пиригов приемыш, белая шваль!

И мать у нее сумасшедшая с диагнозом, что бы о ней ни говорила Норма Джин. А отца так вообще не было. Еще воображает о себе бог знает что, считает себя лучше Баки Глейзера.

Тут Баки вспомнил, как не понравилось ему поведение Нормы Джин на днях, когда он водил ее в кино на «Извините за мой саронг» с Эбботтом и Костелло[35]. Баки так хохотал, что дрожал весь зрительный ряд, а сам он едва не обмочился. Тут Норма Джин, прильнув к его плечу, вся напряглась и тихим детским голоском заметила, что не понимает, почему Эбботт и Костелло смешные.

– Разве не ясно, что этот маленький толстяк – умственно отсталый? Разве это хорошо – смеяться над убогими?

Баки разозлился не на шутку, но отмахнулся от вопроса. Ему хотелось заорать на весь зал: Почему Эбботт и Костелло смешные? Да просто то, что они смешные, вот и все! Не слышишь, что ли, как все остальные ржут как кони!

– Может, мне надоело любить тебя

. Может, нам надо немножко отдохнуть друг от друга.

Рассерженный и обиженный, Баки, у которого пропало всякое желание, соскочил с кровати, натянул брюки, накинул рубашку и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Словно хотел, чтобы это слышали все их любопытные соседи. В квартирах на той же площадке жили три изголодавшиеся по сексу женщины, чьи мужья были на фронте. Всякий раз, видя Баки Глейзера, они строили ему глазки и уж наверняка подслушивали сейчас, так что пусть себе слышат. Норма Джин переполошилась и крикнула ему вслед:

– Баки! Дорогой, вернись! Прости меня!

Но не успела она накинуть халат и выбежать на улицу, как Баки уже и след простыл.

Он сел в «паккард» и уехал. Бензин был почти на нуле, но какого черта! Не мешало бы навестить старую подружку, Кармен, но вот беда – говорили, она куда-то переехала, а нового ее адреса он не знал.

Фотографии, однако, вышли удивительные. Баки изумленно их рассматривал. Эта женщина – Норма Джин, его жена? Хоть она вся извертелась от смущения на кровати, над которой нависал Баки со своим фотоаппаратом, и щелкал, щелкал, на нескольких снимках была бесстыдная и самоуверенная девушка с дразнящей улыбкой. Баки прекрасно знал, что в те минуты Норма Джин чувствовала себя несчастной, здесь, на некоторых снимках, казалось, что она просто упивается вниманием. «Выставляет свое тело напоказ, как дорогая шлюха».