Апрель 1953-го. Норма Джин убежала в дамскую комнату, спряталась там и рыдала. За дверью гремела музыка, доносились взрывы смеха. Ей так обидно! Она оскорблена. Этот техасский магнат дотронулся до нее, сказал, что хочет убедиться, «настоящая» ли она. Хотел танцевать с ней буги-вуги. Он не имел права! Она это не танцует! Что, если В. все видел? И мистер Зет с личиком летучей мыши, и этот злобный и хитрый Д., что, если они наблюдали?
На то, чтобы смыть растекшуюся по щекам тушь, ушло минут десять, не меньше. Еще десять минут ушло на восстановление хорошенькой и игривой «Мэрилин», души сегодняшней вечеринки. «О, как раз вовремя!»
Элегия. Памяти И. Э. Шинна.
Единственное стихотворение, которое Норма Джин написала за долгое время. И получилось у нее скверно.
Иногда, лежа в постели, в объятиях мужчины, она отчаянно боялась его потерять. Мысли прыгали, точно блохи на сковородке. Она вздыхала, стонала, причитала, вонзая пальцы в его вьющиеся, все еще густые волосы. Угрем извивалась в его веснушчатых полных сильных руках. (На левом предплечье у него была крошечная татуировка в виде американского флага. Так и напрашивалась на поцелуй!) А он наваливался на нее всем телом, покрывал бешеными поцелуями, входил в нее и, если удавалось сохранить эрекцию (затаить дыхание и надеяться, держаться, держаться, так держать!), занимался с ней любовью, напористо и размеренно, пыхтя и посапывая, словно насос. По мере приближения к финалу он словно переключал скорость — движения его становились порывистыми, быстрыми, дергаными.
Каждый мужчина занимается любовью по-своему, у каждого тут свой «стиль», в отличие от случаев, когда они требуют, чтобы ты сосала их член. Тут всегда одно и то же, и не важно, тонкий член или толстый, короткий или длинный, гладкий или весь перевитый, будто веревками, вздувшимися венами. Член бледный, цвета сала, или розовый, словно сосиска; чистенький, пахнущий мылом член или воняющий мускусом; член прохладный на ощупь или горячий, как кипяток. Член — он и есть член, всегда одно и то же и всегда гадость.
Норма Джин всегда просто из кожи лезла вон, чтобы угодить мужчине, которого любит. А В. она любила. Но с В. ей было непросто достичь непритворного наивысшего наслаждения. Как, впрочем, не слишком сладко приходилось и с Баки Глейзером, сопящим и фыркающим, как лошадь, и кончающим ей на живот. Обливающим весь ее животик липкой спермой, если, конечно, он спохватывался вовремя и вспоминал, что надо предохраняться. О, ей страшно хотелось угодить В.! Она всегда знала — и для этого ей вовсе не обязательно было читать такие журналы, как «Фильмы о любви», «Фотолайф», и «Современный экран», — что лишь любовь имеет значение, истинная любовь, а не только «карьера». Норма Джин давно это усвоила. Что свидетельствовало о наличии у нее здравого смысла.
Находясь с В., она старалась вообразить, что испытывает острое сексуальное наслаждение; мысленно представляла, как достигает оргазма — сначала медленно, потом быстро, с почти взрывной силой. И всегда вспоминала при этом долгие и томные часы любви с Кассом Чаплином, когда оба они купались в наслаждении, не понимая, день сейчас или ночь, утро или вечер. Касс никогда не носил часов и редко носил одежду. Сидел дома, следил за каждым ее движением влажным взглядом и был непредсказуем, как дикое животное. И, занимаясь любовью, они сливались каждой частью, каждой клеточкой потных тел, казалось, даже ресницы их сливаются воедино! И пальцы, и ногти на ногах!.. О, но ведь Норма Джин любила В. гораздо больше, чем любила Касса! Считала В. настоящим мужчиной, зрелым и умным, достойным гражданином. В. был мужем. В. был самым гордым из мужчин, которых она когда-либо знала. И Норме Джин хотелось, чтобы с ней он чувствовал себя королем мира. Чтобы он чувствовал, что с ним она испытывает «нечто особенное». После немногих виденных ею порнофильмов всегда оставалось чувство стыда. Ей было неловко за девушек. Так старались, можно подумать, это что-то значило.
Иногда все же удавалось достичь оргазма. Ну, во всяком случае, какого-то ощущения в нижней части живота.