Читаем Блондинка. Том II полностью

Блондинка. Том II

Ясное дело, ведь в брансуикской больнице никогда не лежала прежде голливудская знаменитость.

И, ясное дело, доступ фотографам и репортерам был сюда перекрыт. Однако снимок Мэрилин Монро все же появился на первой странице «Нэшнл энквайер» — бледная женщина в больничной постели, снятая через раскрытую дверь, с расстояния примерно пятнадцати футов.

У МЭРИЛИН МОНРО СЛУЧИЛСЯ ВЫКИДЫШ НА 4-М МЕСЯЦЕ БЕРЕМЕННОСТИ. НАХОДИТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ ИЗ-ЗА УГРОЗЫ СУИЦИДА.

Еще одна похожая фотография появилась в «Голливудском сплетнике», а ниже было напечатано «эксклюзивное телефонное интервью» с прикованной к постели Монро. И подписано оно было газетчиком с псевдонимом «Замочная скважина».

Эти безобразные, просто вопиющие публикации Драматург старался ей не показывать.

Беседуя с нью-йоркскими друзьями по телефону, он искренне и взволнованно говорил им следующее:

— Я преуменьшал страхи Нормы. Никогда себе этого не прощу!.. Нет, дело тут вовсе не в беременности, она ничуть не боялась родов. Просто я хочу сказать, ее страхи были связаны совсем с другим. С Холокостом, с «еврейской проблемой». Она всегда была заворожена историей. Теперь я понимаю, что страхи ее не были преувеличенными или воображаемыми. В общих чертах ее страх сводился к интеллигентским опасениям…

Тут он умолк, почувствовав, что окончательно запутался. Часто дышал в трубку и понимал, что и сам находится на грани нервного срыва. Он и прежде замечал за собой, что в подобные моменты ему трудно подбирать нужные слова. Находясь в депрессии, Драматург, «мастер слова», вдруг терял свой волшебный дар; казался себе маленьким ребенком, беспомощно пытавшимся выразить словами расплывчатые мысли, плавающие у него в голове подобно мягким воздушным шарикам. Попробуй ухватить такой — тотчас же ускользает из рук.

— Многие из нас уже научились правильно истолковывать эти страхи. И тем самым побеждать их. Особенно в том, что касается трагичного смысла истории как таковой. Любое поверхностное суждение — и ты выходишь из этой схватки победителем! Но Мэрилин… то есть Норма… она не…

Господи, что же такое он хотел сказать?..

В больнице она почти все время молчала. Лежала с полузакрытыми, обведенными синими кругами глазами и напоминала тело утопленницы, плавающее у самой поверхности воды. Таинственное снадобье капало ей в вену, а из вены находило путь к сердцу. И дыхание у нее было таким слабым, что порой ему казалось: она не дышит вовсе. И тогда он сам впадал в странное гипнотическое состояние, как будто на мозг накидывали полупрозрачную белую вуаль. Ибо он был вконец измученным и уже далеко не молодым мужчиной, за одну неделю потерявшим в весе те пятнадцать фунтов, которые удалось набрать с начала женитьбы.

Он засыпал в кресле, а потом вдруг просыпался в панике: ему казалось, что жена перестала дышать. И он протягивал руку и старался пробудить ее к жизни. Гладил ее вялые, не откликающиеся руки. Ее бедные израненные руки. С ужасом замечал вдруг, что руки у нее маленькие, с коротенькими пальчиками, вполне заурядные руки, да к тому же еще со сломанными грязными ногтями. А волосы, ее знаменитые волосы, потемневшие у корней, казались такими сухими и жесткими и начали редеть. И, сидя у постели, он тихо бормотал слова утешения:

— Я люблю тебя, Норма, дорогая. Я люблю тебя, — в уверенности, что она его слышит. Да и она, должно быть, тоже любит его. И простила его. А затем вдруг вечером, на третий день, она ему улыбнулась. Вцепилась в его руку и волшебным образом ожила.

Вот в чем проявляется истинный гений актера! Высвободить энергию из самых глубин души. Нам ни за что этого не понять. Неудивительно, что мы так тебя боимся. Стоим на далеком берегу и лишь тянем к тебе руки, благоговея перед твоим божественным даром.

— Мы попытаемся снова, да, Папочка? Снова и снова! — заговорила она торопливо, взахлеб, как человек, который много дней подряд ни с кем не разговаривал. Она вся трепетала, была безжалостна и к себе, и к нему. Чего стоили эти горящие больные глаза! Ему, ее мужу, хотелось заслониться от этого пронизывающего лихорадочного взгляда. — Мы ведь не сдадимся, верно, Папочка? Нет, никогда! Ни за что! Обещаешь?