Блондинка в черном парике

— Мне нравится твоя квартира, Джеймс. Квинлан усмехнулся у нее за спиной.

— Ничего удивительного — в ней побольше индивидуальности, чем в том гостиничном номере.

Салли повернулась к нему лицом. Она уже не была одета в слишком тесные джинсы, куртку Джеймса, доходившую ей едва не до колен, и блузку, то и дело распахивающуюся на груди.

По дороге в Вашингтон они сделали остановку у универмага Мэйси в Монтгомери Плаза. Диллон тут же покинул их, устремившись в торговый центр, в магазин программного обеспечения для компьютеров.

Салли с Джеймсом отправились за покупками и, выбирая их, развлекались от всей души. Шутливый спор разгорался по любому поводу от цвета ночной рубашки до фасона туфель. В конце концов Салли вышла из магазина, одетая в темно-коричневые вельветовые брюки, кремовый шерстяной пуловер поверх коричневой водолазки и отличные кожаные туфли, тоже коричневые.

Свою куртку — ту самую, в которой она убежала, Джеймс нес в руках. Он сильно сомневался в том, что какой-нибудь химчистке удастся вывести с нее масляные пятна, оставшиеся после происшествия с мотоциклом.

— Я слышала, что квартиры одиноких мужчин обычно напоминают свалку — ну знаешь, повсюду, включая ванную, пустые картонки из-под пиццы, еле живые растения и жуткая мебель, перекочевавшая с мамочкиного чердака.

— Мне нравится жить хорошо, — сказал Джеймс и понял, что это правда. Он не любил беспорядок и подержанную мебель, а любил комнатные цветы и картины импрессионистов. Ему посчастливилось иметь в соседках миссис Малгрэйви. В отсутствие Джеймса она следила за порядком, а особенно за его любимыми африканскими фиалками.

— Ты прекрасно управляешься с цветами.

— Наверное, весь секрет в том, что я играю для них на саксофоне. Большинство из них предпочитает блюз.

— Не думаю, что мне нравится блюз, — сказала Салли, все так же пристально глядя ему в лицо.

— А ты когда-нибудь слышала Декстера Гордона? Джона Колтрейна? Уверен, что альбом Гордона «Грустные ноты» заденет тебя за живое.

— Я слышала Гато Барбиери.

— О, он тоже потрясающий. Я многому научился и у него, и у Фила Вудса. Однако у тебя еще все впереди, Салли. Сегодня вечером ты наслушаешься вдоволь. Пусть мелодия и ритм говорят сами за себя.

— Это твое хобби, Джеймс?

Он выглядел немного смущенным.

— Да, я играю на саксофоне в «Бонхоми-клубе» — вечерами по пятницам и субботам. За исключением тех случаев, когда меня нет в городе, как, например, вчера.

— Ты играешь сегодня вечером?

— Да, то есть нет, не в этот раз. Ведь ты здесь.

— Я бы с удовольствием тебя послушала. Почему мы не можем пойти? Он медленно улыбнулся.

— Ты правда хочешь?

— Правда.

— Ладно. Вероятнее всего, тебя никто не узнает, но все-таки давай подстрахуемся — наденем на тебя парик и большие темные очки.

Джеймс еще не сказал Салли то, что она, вероятно, понимала и сама: что завтра она, он и Диллон с головой окунутся во всю эту канитель. Ему не терпелось взглянуть в глаза Скотту Брэйнерду, он не мог дождаться встречи с Бидермейером. Но сегодняшний день Джеймс хотел отдать Салли, чтобы ее не донимал ни он сам, ни кто-то другой. Ему хотелось видеть, как она улыбается.

— Как ты считаешь, Джеймс, можно мне позвонить нескольким подругам?

— Кто они?

— Женщины, которые работают на Капитолийском холме. Вот уже больше шести месяцев, как я ни с кем из них не разговаривала. Ну, правда, одной я звонила перед самым отъездом из Вашингтона в Коув. Ее зовут Дилл Хьюз. Я попросила у нее взаймы денег. Она согласилась, причем очень быстро, и захотела со мной встретиться. Что-то в ее поведении было не так, и я не поехала на встречу. Сейчас мне бы хотелось позвонить Монике Фримен, она была моей лучшей подругой. Хочу посмотреть, как она себя поведет, что у нее найдется мне сказать. Это не мания преследования, но я всего лишь хочу знать, кто тут на моей стороне.

В том, как Салли говорила, не чувствовалось никакого намека. Тем не менее Квинлану показалось, что в него воткнули нож, да еще повернули в ране.

— Да, — легко сказал он. — Давай позвоним Монике и посмотрим, не обработал ли кто-нибудь и ее тоже.

Моника Фримен была очень энергичной особой и работала в департаменте жилья и городского развития. Салли позвонила. Она немного смутилась оттого, что забыла телефон и пришлось узнавать его через информационную службу. До того как выйти за Скотта, она знала ее номер, как свой собственный.

Телефон прогудел раз, другой, третий, наконец — «Алло?»

— Моника? Это Салли.

Джеймс наклонился и стал что-то быстро записывать.

Наступила долгая пауза.

— Салли? Салли Брэйнерд?

— Да. Как поживаешь, Моника? Джеймс подвинул к ней листок бумаги. Салли прочла, медленно кивнула, и сказала:

— У меня неприятности, Моника. Ты можешь мне помочь? Можешь дать мне взаймы немного денег?

Последовала еще одна длинная пауза.

— Послушай, Салли, скажи, где ты находишься?

— Нет, Моника, не могу.

— Позволь мне позвонить Скотту. Он может за тобой приехать. Где ты, Салли?