Блуда и МУДО

Костёрыч, исчерпав терпение, поставил бутылку на землю, прижал её левой рукой, а правой рукой, вывернув локоть, потянул на себя пробку за штопор. Пробка заскрипела и вдруг гулко бабахнула. Костёрыч едва не опрокинулся за бревно на спину.

– О господи!.. – пробормотал он, шаря в траве в поисках слетевших очков.

Манжетов взял у Костёрыча открытую бутылку и передал Моржову.

– Разливайте девушкам, – предложил он. – За начало летней смены можно и выпить понемножку… А то я гляжу, девушка вон там совсем застеснялась.

– Я не застеснялась… – чуть слышно сказала Соня. Бабахнула вторая пробка.

Вторую бутылку Манжетов оставил Милене, но в последний момент вспомнил о Костёрыче и повернулся к нему:

– А ваш стаканчик где, Сергей Николаевич?

– Мне только на донышко, – оправдываясь, сказал Костёрыч, протягивая свой стаканчик. – Я и пить-то не умею…

– Ну, за успешное начало смены! – провозгласил Манжетов.

Розка хлопнула стаканчик, шмыгнула носом и сказала Моржову на ухо:

– Кислятина!

Пьяный Щёкин, похоже, определился, к кому он будет приставать, и требовательно смотрел, как пьёт Соня, – словно афинский гражданин на Сократа, пьющего цикуту.

– Надеюсь, и не я один, что смена пройдёт успешно и американцы останутся довольны, – убеждённым тоном заявил Манжетов. – Если же случится какой-либо казус, обращайтесь сразу ко мне. Вот, через Милену Дмитриевну.

Манжетов уважительно потрепал Милену по спине. Видимо, он понял, что позиционировал Милену чересчур легковесно, и теперь утяжелил её статус в педколлективе до ранга своего полпреда.

Полпред казался излишне субтильным и нежным. Манжетов убрал руку, широко развернул грудь и стащил с себя тёплую куртку, оставшись в рубашке и джинсах. Куртку он сзади повесил на Милену и расправил на её плечах. Моржов почти физически ощутил на куртке явную нехватку погон и аксельбантов. Милена, не шевельнув плечами и головой, благодарно улыбнулась Манжетову. В её согласии на такое обращение светилась гордость первой жены в гареме. Манжетов сзади засунул руку Милене под куртку и опять приобнял, но теперь – судя по положению руки – значительно интимнее. Сам того не поняв, Манжетов уточнил статус Милены: всё-таки не полпред, а первая жена в гареме.

– Смотри, – шёпотом сказал Моржов Розке, чтобы раскочегарить Розку через зависть: – Он ведь сейчас Милену незаметно за грудь возьмёт…

Розка засопела и в досаде потянулась за бутылкой.

– Да, давайте ещё по чуть-чуть, – вдруг согласилась Милена, слегка отстраняясь от Манжетова. Ей был нужен имидж успешной женщины, а не хозяйки Бахчисарая. Слова Манжетова хорошо ложились в имидж, а руки его указывали не на то. Руки требовалось приструнить. – Саша, налей мне, пожалуйста.

Манжетов извлёк руку, налил Костёрычу, оценивающе глянул на Щёкина с банкой пива в ладони и посмотрел на Моржова.

– Борис, – позвал он, покачивая горлышком бутылки, – я-то за рулём, а вы почему воздерживаетесь?

Похоже, что Манжетов произвёл Костёрыча и Щёкина в евнухи при своём гареме. Но Моржов посчитал необходимым расставить всех по местам, в том числе и самого Манжетова.

– Должен ведь возле пьяненьких женщин на ночь оставаться трезвый мужчина, – пояснил он.

Если Манжетов хранил трезвость для руля, значит, он не собирался ночевать в Троельге. А Моржов ночевал в Троельге по умолчанию. В некотором смысле ответ Моржова был вызовом Манжетову – или хотя бы просто предупреждением о том, что не только Манжетов здесь имеет право назначать на должность и пожинать плоды. Манжетов задумчиво кивнул. Вдали в ельнике провыл и пробарабанил поезд. Моржов понял, что пришла пора мериться, как когда-то говорил Щёкин, «у кого длиннее».

– Да, конечно, – согласился с трезвостью Моржова Манжетов. – И всё же наслаждайтесь ситуацией, друзья. Ваш лагерь существует последний сезон. В администрации есть решение, и оно уже принято, что с осени эта территория будет отчуждена. По земельному кадастру она принадлежит железной дороге. Вот теперь отвод зафиксируют официально. Насколько я знаю, железнодорожники планируют здесь строительство своего корпоративного профилактория.

В голосе Манжетова сквознула скорбь и мудрость Экклезиаста.

– А как же Дом пионеров? – поразился Костёрыч. – Он что, останется без загородного лагеря?

– Дома пионеров, Егор Сергеич, и я уже рассказывал об этом на вашем педсовете, вообще не будет, – пояснил Манжетов.

– То есть?… – вскинулся Костёрыч. – Всё-таки нас сократят?

– Друзья, вы не волнуйтесь, не делайте скоропалительных выводов, – мягко предостерёг Манжетов, седлая ситуацию. – Начинается реформа. Настоящая, не на бумаге. И на базе Дома детского творчества «Родник» будет организован Подростковый Антикризисный центр. Спортивные кружки из «Родника» мы переведём в спортшколу, художественные – в художественную школу-студию. Про кружки с низкой наполняемостью я вам уже говорил… А городу требуется новое, современное учреждение, которое будет заниматься насущными проблемами подростков.

– А какие у них насущные проблемы? – спросил Моржов, вечно забывающий, что он не педагог и не кружковод.