Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)

И только невидимка может заглянуть из нашей реальности в их мир и увидеть, как они следят за нами. Только тот, кто сумеет достичь состояния полной ясности и отстраненности. Только тот, кто перехитрит и глаз, и ум.

Фессания нахмурилась.

– Звучит заманчиво. Уверена, интрига получилась бы восхитительная. Но, Алекс, о каком Институте будущего ты говоришь? Что это? Некое тайное общество, о котором тебе поведал Гупта?

– Я говорю об Институте будущего в Эвристике. -Где?

– Знаю, здесь об этом упоминать запрещено, но ведь мы можем поговорить откровенно?

– О чем? Я тебя не понимаю. Никогда не слышала ни о какой Эвристике. Да и об институте тоже.

– Но, Фес… Послушай, вы приехали в Вавилон с отцом… когда? Лет пять или шесть назад? А откуда? Откуда вы приехали?

– Я… да, откуда-то мы приехали. Наверно, из другой страны, только я забыла какой. Как же это было давно…

– Вы приехали сюда из Америки.

– Впервые слышу.

Несмотря на жару, Алекса бросило в холод. Он поежился.

– Фес… что-то изменилось. В тебе… в городе… Что-то изменилось.

– Конечно, изменилось. Я забеременела.

– Я о другом! Скажи, откуда взялось то устройство в храме? Устройство, в которое я вложил свиток? И то, что у вас в молельне?

– Их построил какой-то грек. Аристотель? Нет. Архимед? Наверно, Архимед. Архимед… предки человека с таким именем вполне могли быть правителями Мидии и магами. Нет, это точно был Аристотель, наставник царя.

Алекс схватил ее за руку.

– Фес! Подумай, сколько в Вавилоне греков! Их здесь тысячи. Откуда они приезжают? Как? Я тебе скажу: они прибывают сюда на колесницах, которые летают по воздуху. И не из Греции, а из Эвристики.

Она рассмеялась – звонко и легкомысленно.

– По-моему, наше последнее приключение оказалось для тебя слишком тяжелым испытанием. Македоняне и другие греки пришли сюда с армией Александра. Пришли и остались. Но это было давно.

– Они прибывают сюда каждый день. Их привозят на летающей колеснице, и они входят в город через врата Иштар.

– Я отпущу тебя на недельку. Можешь провести ее у врат Иштар, но уверяю, никаких летающих колесниц ты не увидишь. Потому что их просто нет в природе. Есть лодки, есть ослы. Некоторые приходят в Вавилон пешком. Некоторые верхом на лошади.

– Ты ведь шутишь, Фес, да? Хочешь меня подразнить? И снова она рассмеялась.

– Вот уж нет! Это ты шутишь. – Она вдруг замолчала, потерла лоб, словно пытаясь вспомнить что-то. Нахмурилась. – Вообще-то кое-что вспоминается. Как сон. Что-то, напоминающее твои фантазии. Нет, не могу вспомнить. Сны всегда плохо запоминаются. Да и какой в них смысл?

Что-то определенно изменилось. И в людях, и в самом городе. Но Алекса эти изменения почему-то не коснулись. Он вспомнил, как однажды сомневался в собственном здравомыслии. Неужели он и впрямь был сумасшедшим? Фантазером, мечтавшим о далеком будущем?

Как он пытался теперь вспомнить эту tekhne будущего. Если Фессания не шутит, не поддразнивает его – а на нее это не похоже, – то выходит, что в последние примерно полгода модель города достигла завершения. Раньше, до этого, в систему загружалась свежая информация, ее дополняли новые персонажи. Те, кто необходим для установления полного взаимодействия между системой и ее создателями. Каждый из новичков нес в себе что-то вроде ключа от закрытого города, ключа, подходящего к определенному замку. До некоторого момента модель работала на прием, справляясь с наплывом новых элементов. И вот теперь Вавилония заполнилась. Ключи – логические связи с прошлым – были уничтожены, удалены из системы.

Но у Алекса ключ остался. Он ничего не забыл. Он помнил. .

Но почему он? Может быть, ему отвели роль курсора, некоего мобильного маркера, сшивающего паутину вавилонской жизни? Или его просто пропустили?

А не пропустили ли и других? Например, Гупту, человека-невидимку?

Или объяснение еще проще, и все дело в том, что город аккумулировал слишком много событий? Обрабатывающих способностей не хватило, произошла перегрузка? Ненужные воспоминания сброшены или отправлены в корзину?

И только о нем забыли.

Эмбрион в лоне Фессании думал свои эмбриональные мысли и слушал звуки незнакомой речи, воспринимая барабанную вибрацию кожи ее живота. Зародыш в матери: просыпающееся сознание, требующее дополнительного места в модели Вавилона. Поэтому мать лишилась части памяти? Не потому ли Америка представлялась Фессании неким размытым, безвозвратно забытым сном?

Если все эти объяснения верны, тогда понятно, что именно изменилось в городе.

Сможет ли он помочь ей, возлюбленной, носящей в себе его ребенка, вспомнить то, что она сейчас, к его ужасу, отрицает?

– А вот и я! – Гупта с трудом забрался в колесницу с последним урожаем слитков.

Какая глупость! Ценно было не то, что индиец принес в карманах. Ценно было то, что трюк с невидимостью позволял, может быть, увидеть невидимое, узреть исчезнувшее, обнаружить тайных наблюдателей.