Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)

Коридоры с перемежающими их аркадами соединялись в единую систему. Слоняясь по ним, Алекс уже не обращал внимания на массивные, обшитые медными полосами двери в стенах некоторых пещер. Одна из них, конечно, вела к лифту, но какая именно, он не помнил и вспомнил лишь, когда, совершая третий или четвертый променад, увидел, что из спустившейся сверху клетки выходит в сопровождении мага новая группа претендентов.

Какая-то другая дверь должна была вести к компьютеру и его служанкам, бывшим женам Мардука.

В конце концов Алексу все же довелось увидеть Дебору. Она шла одна, и он сразу же ее догнал.

– Деб, привет. Как ты? – На каком языке он к ней обращался? На греческом? Вавилонском? Или смеси обоих?

Она растерянно и смущенно посмотрела на него.

– Я? Я… у меня все хорошо. А ты тоже здесь?

– Да. Послушай, Деб, ты ведь собираешься замуж за бога или по крайней мере его жреца…

– Шазара, – не совсем уверенно сказала она.

– Нет, не за него. За верховного жреца Мардука. Шазар всего лишь посредник.

– За Шазара, – упрямо повторила Дебора. – Он проходил мимо храма, когда я пришла, и, пораженный моей красотой, повернул и последовал за мной. Едва я села, как Шазар остановился рядом, готовый бросить монету, если появится кто-то другой, но одолеваемый сомнениями. Потом дух Сина вошел в него, и он решился.

Она говорила медленно, как будто повторяя то, что внушили под гипнозом, накачав предварительно наркотиками.

– Да, но замуж тебя выдадут не за Шазара. Ты видела жреца Мардука? Он был в Праздничном храме? И знаешь ли ты, что с тобой сделают через год? Знаешь, Деб?

– Вопросы, вопросы… Он знал все. И теперь я тоже знаю все. Я уверена…

– В чем ты уверена? В том, что год побудешь богиней? А потом? До конца жизни… – он перешел на английский, – компьютерным оператором! Да, оператором! Где-то здесь, за одной из этих дверей. Взаперти! Вдали от света и жизни.

– Через год… я отправлюсь в Дом Суда.

– Ты отправишься в машинный зал.

– Сам великий Мардук сказал об этом, явившись мне во всем своем величии. Я видела его! Потом он снова исчез, будто растворился в воздухе.

– Ты видела голограмму, Деб! Не более того!

Она посмотрела на него со страхом, как будто это сам Алекс был привидением, и поспешила прочь. Он бросился за ней.

– Подумай, Дебора! Одумайся!

– Уходи! – жалобно воскликнула она на вавилонском. – Перестань мучить меня! Оставь в покое! Ты сумасшедший!

– Послушай! Помнишь, что мы здесь нашли? Помнишь, что было в свертке?

– Нет!

К ним уже бежали два мага. Алекса схватили за руки, да так ловко, что совершенно лишили возможности сопротивляться. Его потащили к келье.

Бесшумно, какдве изголодавшиеся щуки, шпики последовали за ними, то исчезая в мутной глубине теней, то мелькая серыми пятнами.

Проснувшись на седьмой день, Алекс обнаружил, что, хотя в голове по-прежнему шумит, все заняло свои места, определилось, отстоялось. Вавилонский звучал привычно, как будто он всегда разговаривал только на нем. Был ли этот язык древнее греческого? Нет, не был. Но казалось, что был.

Маг вывел его из комнаты и повел к массивной, обшитой медными полосами двери. Другой маг привел Гупту. Дверь открылась. Широкий, обложенный кирпичом туннель полого уходил вверх, исчезая в темноте за поворотом.

– Вы оба возродились, – сообщил маг. – Вы граждане. Ступайте и ищите свой путь, Найдите свое место в Вавилоне. Если же вас влечет Вавилонская башня, возвращайтесь через год и попроситесь в город внутри города.

Два новых гражданина вошли в туннель. Они уже скрылись за поворотом, а дверь все еще оставалась открытой. Словно ждала кого-то. Может быть, двух телохранителей?

Впереди, в конце туннеля, показалась освещенная факелами и заполненная шумом каверна.

Что это? Чрево Вавилона? Казалось, сто языков сошлись, смешались если не в споре, то в шумном обсуждении. С мраморных постаментов, с шатких деревянных платформ, с каменных подиумов, устроенных рядами, неслись бессвязный лепет мужчин, завывание женщин и детские вопли. С десяток магов патрулировали площадь, внимая этой разноголосице, словно живые регистраторы.

Что это? Состязание ораторов? Сумасшедший дом? Базар, где в качестве товара предлагались языки? Или, может, храм во славу Бога Времени, внимающего всем голосам, стихающим в конце, всей поэзии, всей философии и всем пророчествам, сливающимся в непостижимое, невнятное бурление?

Благодаря особенной акустике подземного зала слова распадались на отдельные звуки великой симфонии разлада. Эхо билось под сводом, как стая вспугнутых светом факела летучих мышей. Казалось, здесь был плавильный тигель самого Слова, тот котел общения, в котором некая изначальная речь Ура могла соединиться, срастись, дав наконец всему на свете точное название, и выявить себя в голосе грома, скрежете ледников, шорохе снегов, журчании текучих вод, во всем том, что, сложившись, сотрясало, крушило, давило и сметало творения цивилизации.

Алекс схватил за рукав проходившего мимо мага.

– Что это? Вы можете объяснить?