— Ко мне, Олеся, ни одна девочка не приходила от большого счастья и прекрасной чудесной жизни, — ответила Яга, холодно и бесстрастно посмотрев прямо девушке в глаза, отчего та вынуждена была отвести взгляд в сторону. — Разрушение — это низкая магия, несерьезная, но очень опасная. Ее легко творить, к ней легко прийти. Но мы работаем на благо природы, и не должны ее калечить. Я понимаю, что каждая из Вас столкнулась с не меньшим отчаянием и злом, Вы оказались в непростой жизненной ситуации, и я Вам от всей души сочувствую, но Вы должны научиться видеть хорошее в плохом, а иначе сойдете с ума и вдобавок ко всему еще мир уничтожите. Поговорим наедине с Вами, девки, по очереди…
— Посмотри на меня, Анаис, — девушка взглянула Яге прямо в глаза с некоторым вызовом, но женщину этот взгляд нисколько не зацепил и не испугал; она с упорством и холодным расчетливым спокойствием смотрела Анаис в ответ, пока та все же не опустила глаза, не выстояв в этой “игре”. — Ты пытаешься казаться сильной, стойкой девицей. Но твоя эмоциональность выдает в тебе непомерную слабость.
— А с чего Вы решили, что я эмоциональная? — грубовато спросила Анаис, улыбнувшись с легкой издевкой.
— Все твои поступки, твоя манера речи, даже то, как ты смотришь на меня и на других окружающих тебя людей, рассказывают об этом. И не закатывай глаза, пожалуйста, когда с тобой пытаются договориться…
— Я не закатываю глаза!..
— Анаис, — сухо улыбнувшись, произнесла Яга, — посмотри на меня, пожалуйста, и скажи сама, что ты чувствуешь. Доверься мне…
Анаис стояла, сжав кулаки настолько сильно, что костяшки ее пальцев хрустели, держа черты своего лица в напряжении так, что миловидная и красивая мордашка ее явила облик взрослой уставшей от жизни женщины с грубыми морщинами на лбу и носогубными складками. Если бы кто-то знал, что она чувствовала в последнее время; все ее внутренние органы были словно изранены и пытались восстановиться, спина и ребра изо дня в день жутко ныли. Ощущала себя Анаис умирающим зверем, но вместо того, чтобы просить о помощи, девушка только и делала, что огрызалась, не доверяя никому, боясь, что ее наивность добьет ее окончательно.
— Я ничего не чувствую, бабушка, — натянуто произнесла Анаис, и уголок ее рта слегка приподнялся в презрительной манере. — Все со мной хорошо.
— Нет, Анаис, это не так, ты сама это знаешь. И не надо врать ни мне, ни самой себе. Я вижу, что ты очень добрая девушка, способная на высокие поступки, но твое сердце будто бы разбито. Отчего — остается только предполагать. Но сейчас у тебя превалирует чувство вины и злость на саму себя, которая съедает тебя изнутри. У тебя, честно скажу, самая опасная и непростая магия. Такие зажигательные и яркие люди, как ты, редкость, и появляются раз в несколько сотен лет…
— Были еще такие же люди с моей магией?
— Были…
— Что с ними стало?
— Они… — Яга запнулась, тщательно обдумывая ответ.
— Только честно, пожалуйста.
— Они сгорели. Не совладали со своей силой. Их часто использовали себе во благо представительные люди с огромной жаждой власти и крови. Огонь имеет большую разрушительную силу…
— Зачем же мне тогда заниматься магией, если я так опасна?
— Как раз наоборот… Я учу Вас созидательной магии, а без меня ты быстро можешь сгореть. Поэтому позволь помочь тебе… Анаис, не закатывай глаза, перестань! Я могу дать тебе зелье Миротворца… Анаис! Если не доверяешь мне, я могу дать формулу… Ана…
Женщина не договорила, лишь вздохнула на последнем слоге. Трава под ее ногами была попросту сожжена, а Анаис, сильно нахмурившись, с горечью в голосе сообщила:
— Да не нужна мне никакая помощь! Это другим помощь нужна, а не мне. Сгорю и сгорю! Так мне и надо, значит!