Блуждающий Неф

Палдор решил сделать привал, несмотря на то, что прошли всего ничего. Вместе с Арвином Флиппом они наломали валежника и с трудом развели огонь — мокрые ветки не собирались гореть. Когда костёр загорелся, они растянули сохранившийся навес из грубой материи, чтобы прикрыться от ветра со спины. Заглянули в сумку с продуктами и разделили остатки между всеми поровну.

Зелёные человечки, получив свои порции, немного пошептались и отнесли половину своей порции Онти, с заверением, что: «Королеве нужно кушать, а им и полпорции — много». Онти поблагодарила и отдала подаренные кусочки лепёшки Палдору и Арвину Флиппу. Флипп может быть и взял, но Палдор отказался, сказав, что им не нужно. В итоге, Полиния, забрала остатки еды и сказала: «Потом сами просить будете!»

Мо, всё это время сидевший в стороне, вдруг неожиданно поднялся, подошёл к Онти и сказал:

— Мне необходимо уйти.

И тут же бросился назад по дороге. Вскоре его рыжий силуэт пропал вдали. Все в недоумении застыли и не знали, что сказать.

* * *

Монсдорф навис над Несчаном хищным зверем, сверля его взглядом. Тот, будучи от природы робкого склада ума, оправдываясь, сказал:

— Он украл у нас еду.

Монсдорф, блеснув глазами, взял кусок колбасы с подноса, с которым не расставался Грохо Мом, и которого за шкирку держал Несчан.

— Это твоя колбаса? — грозно спросил Монсдорф, суя кусок под нос Несчану. Тот понюхал и ужаснулся — от колбасы разносился резкий чесночный запах. «Как я мог ошибиться — лихорадочно подумал Несчан, — это молочник виноват». Он растерянно опустил Грохо Мома и не знал, что делать дальше.

— Это твоя колбаса? — настойчиво спросил Монсдорф, тыкая куском прямо в лицо Несчану.

— Не моя… — ответил Несчан и показал пальцем в выпучившего глаза молочника Тулия, — это он.

Монсдорф взял из рук растерянного Тулия его горшок и ткнул им ему в лицо:

— Это твой горшок?

Между зрителей пронёсся небольшой шумок и хихиканье. Тулий, как взошедший на эшафот, смотрел на свою метку, но у него поплыло перед глазами и метка, странным образом, изменила свои очертания. Тулий с большим удовольствием затерялся бы среди зрителей, но режущий взгляд Монсдорфа не давал надежды на быстрое избавление.

— Это твой горшок? — спросил Монсдорф так громко, что его голос было слышно одинокому петуху на околице города, который от страха снёс яйцо.

Его голос услышал и наместник короля в городе, который испугался больше петуха и с сожалением подумал: «Зачем я разрешил?! — потом со вздохом констатировал: — Теперь не избежать ревизии».

Тулий, поняв, что экзекуции не избежать, бодро сообщил под смех зрителей:

— Это не мой горшок! — а потом, для убедительности, добавил: — Я, вообще, сегодня молоко не разносил.

— Ты назвал его вором? — спросил Монсдорф у лепёшника Бромса. Тот удивлённо поднял на него глаза и сказал:

— Да я хотел его обнять, — заглянув в глаза молчавшему Грохо Мому, он добавил: — Правда, артист?

«Артист» молчал, только крепко держал поднос.

— Танцуйте, — сказал Монсдорф, и они поняли, что танцевать придётся. Их нелепые подпрыгивания были встречены зрителями с восторгом и аплодисментами. Зритель, сидящий возле Ровашин, жены колбасника Несчана, посмотрел на неё и убеждённо сказал: — Да это всё подстроено!

— Папа танцует! Папа танцует! — счастливо сообщали всем дети Несчана, хлопая в ладоши. Только их папа потел и подпрыгивал, и совсем не считал себя счастливым, а думал о том, когда их отпустят. Он дотанцевал до Монсдорфа и, подпрыгивая, предложил:

— Я могу компенсировать?

— Что? — не понял вначале Монсдорф.

— Ошибку, — нашёлся Несчан и даже начал себя уважать. Он вытянул свой кошелёк, чтобы отсчитать монеты, но Монсдорф забрал его и великодушно сказал:

— Свободен!

Тулий и Бромс были понятливы и карманы Монсдорфа оттянулись от тяжести. Зрители рукоплескали уставшим «артистам», возвращающихся на свои места.

— Сколько тебе заплатили? — спросил сосед Несчана, теребя его за руку.

— Нисколько, — отмахнулся мокрый Несчан, вытирая лицо платком.

— Не ври! — укоризненно сказал сосед. — Я видел, как ты прятал деньги в кошелёк.

— Я знаю, на что мы их потратим, — всё слышавшая, довольно сообщила Ровашин, от восторга сжимая Несчана за локоть. Несчан решил промолчать, чтобы не накликать больших неприятностей.

Монсдорф схватил поднос у Грохо Мома, но тот вцепился в него, крикнув во всё горло:

— Моё! — чем вызвал гром аплодисментов и смех зрителей. Монсдорф, недобро посмотрел на Грохо Мома, наклонился и шепнул ему на ухо: «Я ещё поговорю с тобой, зелёная козявка!» — потом, притворно улыбаясь, сделал поклон зрителям и пошёл за занавес, сопровождаемый бурными аплодисментами. Кристлин, до этого времени находящийся среди зрителей, неловко поклонился и побежал к занавесу, пытаясь не попадать на глаза Монсдорфа.

— Как хорошо вы придумали, — улыбнулась ему Миралин, но видя его озабоченное лицо, спросила: — Что-то случилось?

— Да нет, — уклончиво ответил Кристлин, — всё нормально.

— А эта ваша палочка, — спросила Миралин, — правда волшебная?

— Да, — честно признался Кристлин.