Блуждающий огонь

Нет, здесь не место для печали! А проявленная слабость вполне может нарушить заклятие, и она повелительным тоном произнесла:

– Утер Пендрагон, слушай меня и следуй за мной, ибо я приказываю это тебе!

– Не смей мне приказывать, я – король! – Голос его зазвенел, как струна, и в нем слышался отзвук долгих столетий. Но тон был повелительный.

Никакой жалости! Никакой! Она заставила свое сердце окаменеть.

– Ты мертв, – заявила она ему ледяным тоном на этом леденящем душу ветру. – И теперь подчиняешься тому камню, что у меня на руке.

– Это почему же?

Ветер все крепчал.

– Из-за того, что ты обманул Ингерну, из-за твоего сына, зачатого во грехе. – Старая, старая история*.[Матерью короля Артура была Ингерна (Инджерна, Игрейна), жена Горлоя, которую тот скрывал в замке Тинтаголь от любовных посягательств короля Утера Пендрагона. Но тот с помощью чародея Мерлина принял облик мужа Ингерны и обольстил ее. Тогда-то и был зачат будущий король Артур.]

Утер выпрямился на краю своей могилы в полный рост и показался ей очень, очень высоким.

– А разве он не доказал впоследствии свое поистине королевское величие?

Ах так?

– Даже если и доказал, – молвила Кимберли, и в сердце у нее разверзлась такая рана, что, казалось, как ни крепись, не поможет. – И все-таки мне придется призвать его – тем именем, которое ты хранишь в своей душе.

Мертвый король воздел широко раскинутые руки к звездам, смотревшим с небес.

– Разве недостаточно он страдал? – вскричал он, перекрывая вой ветра.

На это нечего было возразить, и она сказала устало:

– У меня очень мало времени, Утер. Твой сын очень нужен нам. И я огнем, пылающим в этом камне, заклинаю тебя: назови его истинное имя!

Она видела, как посуровело лицо Утера Пендрагона, и тоже постаралась придать своему лицу совершенно непреклонное выражение, чтобы он не сумел заметить в ней ни малейших признаков нерешительности. Сейчас главное было выдержать этот поединок. И Ким чувствовала, как сама земля противодействует ей, тянет короля прочь от нее, куда-то вниз…

– Ты знаешь, что это за место? – спросил Утер Пендрагон.

– Знаю.

И по его затуманившимся глазам она поняла: он тоже знает это и понимает, что Бальрат может и будет повелевать им. Казалось, душа ее мучительно содрогается, сжимается от той боли, которую испытывает он, осознавая свое бессилие перед этим воплощением дикой магии. Господи, ей не выдержать! Ей же не удастся до конца оставаться столь же непреклонной!

– Он был еще очень молод, когда это случилось, – сказал вдруг Утер Пендрагон, – этот инцест*[Имеется в виду кровосмесительная связь Артура со своей сестрой, в результате чего на свет появился Мордред (Мордрет), которого все считали племянником Артура. Впоследствии, когда король Артур доверяет Мордреду управление своей столицей, тот захватывает власть и понуждает к сожительству королеву Гвиневру (Джиневру). Артур сражается с ним, убивает его, но и сам гибнет от смертельной раны. Упомянутое же пророчество Мерлина заключалось в том, что он, зная о совершенном Артуром инцесте, предсказал ему, что он будет предан своим сыном и погибнет от его руки. Эти сюжеты разрабатывались, в частности, в обширнейшем романе-эпопее «Ланселот-Грааль» (ХШв.) и особенно в его последней части «Смерть Артура».] и все остальное. Он боялся – из-за того пророчества. Неужели они не могут сжалиться? Неужели никто не может?

Да кто она такая, в конце концов, чтобы даже этот гордый король, вызванный ею из царства мертвых, так молил ее?

– Имя! – грозно выкрикнула Кимберли, и ветер с воем ударил ей в лицо, и тогда она подняла над головой руку с кольцом, чтобы показать, кто здесь хозяин.

И Утер Пендрагон подчинился; и назвал ей заветное имя; и ей показалось, будто с небес дождем посыпались звезды, и это она заставила их беспорядочно падать – заставила благодаря той невероятной силе, что была заключена в ней и в Бальрате.

Лицо ее пылало; дикая неукротимая сила владела ею, и она чувствовала, что может прямо сейчас подняться в небеса и сойти на землю красным лунным светом – но только не здесь. В другом месте.

Холм был высок. Достаточно высок, чтобы представить себе, как когда-то он был островом посреди большого озера с водой как стекло. А потом воды отступили, и повсюду в окрестностях Сомерсета теперь была просто долина, над которой высилась гряда из семи холмов. Но еще с тех пор, когда эта семиверхая гряда была островом, сохранилась там память о большой воде и о магии воды, и не важно было, далеко ли теперь отсюда море и как давно оно отступило из этих мест.