Блуждания вне Церкви и их преодоления

С одной стороны, это могло быть следствием неправильного обращения с даром языков в Коринфской Церкви, где дар языков имели многие христиане ради множества иностранцев, посещавших этот крупный торговый город. Однако коринфяне сильно гордились даром языков, поэтому и употребляли его не только для проповеди среди язычников, но и непосредственно на богослужениях, когда в этом не было нужды. Ап. Павел, предупреждая против такого злоупотребления и «неразумного стремления»[173], объясняет, что дар языков «нужен не для верующих, а для неверующих» – для привлечения их к вере. Поэтому основная мысль четырнадцатой главы Послания состоит не в утверждении важности и полезности глоссолалии самой по себе, а в запрещении коринфянам говорить иными языками на молитвенных собраниях. По мнению свящ. Игоря Ефимова, «в Послании нет ничего, говорящего против глоссолалии на иностранных языках. Напротив того, „многие места Писания наилучшим образом объясняются именно при таком предположении“»[174]

.

Существует также мнение, что в разделенной расколом Коринфской Церкви глоссолалия могла вырождаться как феномен, превращаясь в дар владения языками, не понятными не только окружающим, но и самому обладателю дара, что и вызвало соблазн (1Кор. 14, 23), и требовало истолкования (1Кор. 12, 10; 14, 26)[175].

Таким образом, не существует прямых свидетельств о том, что «коринфская глоссолалия» имела свое самостоятельное и положительное значение как «новый молитвенный язык» вне всякой связи с необходимостью проповеди на этом языке среди язычников. Даже если А. П. Лопухин, М. Скабалланович и некоторые православные исследователи[176]

допускают, что в Коринфе дар языков проявлялся как «исторжение глубокого внутреннего чувства, ясно не осознанного самим говорившим. [который] не мог выразить свои чувства в связанной и последовательной речи»[177], однако это предположение весьма неопределенно и не имеет четкого положительного отзыва в творениях святых Отцов и учителей Церкви, которые, напротив, всячески предостерегают против любых восторгов в молитвенном делании и рекомендуют творить «умную молитву».

Даже если такой факт имел место в практике Коринфской общины в апостольское время, то его стоит воспринимать как аномалию, а не как описание одной из форм молитвенного состояния. Уже сам ап. Павел призывал коринфян с рассуждением подходить к происходящему на их собраниях (1Кор. 14, 29), «дабы под видом пророчества не вкралось чего-либо бесовского. Этой цели и служил особый дар „различения духов“ (1Кор. 12, 10): по действию ли Духа Божия говорится это»[178]

. Сам ап. Павел предупреждал коринфян об опасности принятия псевдо-благодатных даров (2Кор. 11, 4), так же и ап. Иоанн призывал «испытывать духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Ин. 4, 1). Подобные советы сохранились и в Дидахи, призывая отличать пророка от лжепророка. Здесь состояние пророка в «духе» можно понимать как пребывание его вне себя, когда по наитию свыше служебный дух, добрый или злой, посылаемый или попускаемый Богом для определенного дела, говорит через пророка[179]. Таким образом, уже в Древней Церкви существовало весьма настороженное отношение к религиозным восторгам и «благодатным дарам». Во II веке пророчества и «исступленные речения» монтанистов прямо классифицировались как беснование[180]

.

Вопреки мнению автора пособия, глоссолалия (т.е. невнятное бормотание) никогда не рассматривалась в ранней христианской Церкви как нормативное благодатное переживание. Напротив, само по себе языкоговорение рассматривается как «результат нервной возбужденности, впадения в транс и галлюцинации, граничащей с беснованием». Искание христианами восторга и экстаза на молитве, как учат аскеты и подвижники Церкви, – есть признак страстного и горделивого душевного направления.

У харизматиков происходит подмена подлинных даров Святого Духа искусственно вызванными душевными переживаниями. Игнорируя духовный опыт, накопленный христианством в течение двух тысячелетий и записанный в творениях святых, отбросив Богом установленное священство и святые Таинства, современные харизматики стараются вызвать в себе благодатное состояние всякими сомнительными и опасными приемами. Получается самообман или «прелесть», против которой предостерегают святые Отцы Православной Церкви. Подобные состояния экстаза ничего общего с христианством не имеют, они были известны древним язычникам, известны они и современным индусам и шаманам[181].