Боец Демона-Императора

Боец, да плюс к тому еще и младший помощник мастера, то есть человек весьма в местных делах искушенный, посмотрел длинно и задумчиво, словно поражался, какие серые личности коптят с ним один небосвод.

— Да, если захочешь платить за отросшую конечность несколькими годами жизни… Нет-нет, не умрешь раньше на несколько лет, а эти самые последние годы проживешь, болея, едва-едва колупаясь, страдая. Ресурсы организма не бескрайни. Бывают и иные варианты, конечно, но они чересчур дороги даже для императорских бойцов.

— Известное дело. Как и у меня на родине — почти что угодно, были б деньги.

— Это во всех мирах одинаково… Будешь давать напряжение правому плечу или предпочтешь пока тренировать левую?

— Мы ж на мечах собирались.

— Ну и что?.. Стоп — ты не владеешь левой рукой?! Э-э…

— Ты мне сейчас Оэфию напомнил. Да, я питекантроп, не умею того и этого. И местные деньги считать не умею. Все, капец мне!

— Хм… Паль, между прочим, очень толковая девчонка. С огромным опытом.

— Возможно. Но возьмите наконец в голову, что бывают и непохожие на вас люди! Даже в вашем собственном мире, побьюсь об заклад. Они гладиаторствуют, не владея мечом, владеют мечом, но не работают левой, или даже — вполне вероятно — не любят гладиаторские игры!

— Да ладно, нормальный человек не может не любить бои!

— А что для тебя нормальность? Каквсешность? Но достоинство человека отнюдь не в умении сбиваться в стадо. Иначе б мы по сей день траву щипали и больше ничем себя не обременяли.

— Странные ты вещи говоришь. Как любой чужак, — расстроенно ответил Аршум. — Ты меч берешь?

— Беру.

Мы немного размялись с тренировочным оружием, аккуратно взялись врукопашную.

— Если, по-твоему, можно не любить гладиаторские бои, — пропыхтел мой напарник, — то как же ты вообще собираешься дальше сражаться, с такими-то мыслями? Рисковать жизнью, считая, что кому-то это на фиг не интересно?

— Если ткач знает, что не все носят шелка, бросит ли он ткать шелковые ткани?

— А ну молчать! — рявкнул нам Хунайд. — Если продолжишь в прежней манере, Серт, следующий бой станет для тебя последним!

— Оптимист…

— Это называется реалист!

— Не дождетесь!

— А покажи!

— На «слабо» берешь? — Я выпрямился, затягивая на запястье ремешки «когтей». — Изволь.

— Так-так, наглец-хитрец! Я из тебя повытрясу эту дурь на радость всем, — алчно провозгласил помощник мастера, вытаскивая из ножен меч.

Действительно, террасы по стенам тренировочных залов вмиг обросли публикой.

Он взял меч наизготовку. Я ловил его взгляд — спокойный и даже рассеянный. Можно предположить, что Хунайд как боец стоит на голову выше меня и непринужденно составит конкуренцию той же Оэфии Паль. Правда, в отличие от нее, над которой я сумел одержать верх, он в курсе всех неожиданностей, которые я могу предложить его вниманию, и не склонен меня жалеть.

Крученую сложную в своей траектории атаку мечом я не пропустил лишь потому, что именно этот прием только накануне осваивал с Аршумом. Поймал клинок в «когти», дал соскользнуть вниз и в порыве раздражения и смелости адекватно ответил, прицелившись строго в пах.

Меня словно стальным ветром сковало и толкнуло, развернув в броске, который я сумел перевести в прыжок.

— Проводи такое лишь с противником, в слабости которого уверен, — едва слышно подсказал мне Хунайд.

Он уже не выглядел разозленным — скорее оживленным, азартным.

В дальнейшем поединок наш напоминал обмен самыми заковыристыми ударами, ни одного простого выпада — обязательно тонкий выпендреж. Я как-то сразу поддался инерции событий, хотя подобное поведение для бойца было в корне ошибочным, чужим правилам нельзя подчиняться, следовало навязывать свои. Но, как бы там ни было, я не пытался показывать простые и очевидные приемы — всерьез опасался, что за них меня «обласкают» столь же банальным и унизительным, вроде пинка под зад.

С полчаса мы с Хунайдом выкобенивались кто во что горазд, и если положение и умение давали ему значительное преимущество, он, как правило, малозаметно и совсем слегка уступал мне. Собственно, в иной ситуации поединок закончился бы очень быстро. Правда, я не сразу осознал его тактику и сперва пребывал в уверенности, что мне просто везет раз за разом.

Но очень скоро даже моего оптимизма оказалось недостаточно — я сообразил, что к чему, и немного успокоился. Хорошо уже то, что у Хунайда не настолько отвратительное настроение, чтоб он начал в буквальном смысле избавляться от своих подопечных.

Только вот сдаваться было преждевременно — если помощник мастера сочтет, что я «окончательно обнаглел», может и прикончить, вполне. Местные нравы принимают это как норму, особенно если речь идет о чужаке вроде меня.