Я подобрал одеяла, набросил шкуру ей на плечи, забросил карабин за спину и ушел, собираясь бесцеремонно разбудить Шведа и всех остальных. Нечего бездельникам бока отлеживать, когда я бодрствую и готовлюсь к бою.
Я остановился за дверью, прислушиваясь к скрипучим половицам. Порадовался было, что Швед проснулся без моих пинков и выкриков, но подумал и отбросил версию. Меня насторожил тихий смех… девичий смех. Нет, не чисто что-то в датском королевстве. Швед… Швед спит не с девушками, а с вычислительной техникой – его из списка подозреваемых можно смело вычеркнуть. Думаю, он и во сне цифры видит, а не девиц. А старик Крюгер… Он – старик. И вообще, – с тех пор, как его голову покинули пришельцы и подобный бред, он стал думать об одних химикатах. Прежде Клаус прятался в подвалах от кошмарных преследователей и их космических лучей, а ныне – скрывается на чердаке со своими склянками и препаратами от нас, шумящих и мешающих ему размышлять. Крюгер на чердаке ночи напролет проводит в полном одиночестве. Уверен, что и снятся ему исключительно формулы. Шлегель тоже вне подозрений – с ним девицы не смеются, а плачут… он ведь – конченный садист. А Войцех… Я его в тяжелый труд с ходу впряг, как только мы на хутор приехали. Он у меня топором машет с утра до ночи. Я его специально так выматываю. Не следует ему о девицах думать. Правда, он не только трудится за десятерых, но и жрет тоже – за десятерых. Недооценил я, видно, его силы немереные. Черт…
Я стукнул прикладом в стену и заорал во всю глотку, как на плацу.
– Я иду искать! Кто не спрятался!.. Тот такого пинка получит!..
Вломился к Войцеху, вскочившему мне навстречу и натягивающему штаны еще с закрытыми глазами.
– Ян, я встал уже… Я иду…
– Не называй меня здесь так! Ясно?!
– Да, Улаф… Я уже…
– Где она?!
– Здесь… Знаю, виноват… Только устал я так вчера, что… не отнес ничего в сарай, все здесь оставил – и лопату, и…
– Девица где?!
– Да вот она, Улаф.
Я оглянулся, но не увидел никого… только растерянную Агнешку. Она побежала за мной, как была, – босая, облаченная только в белую рубашку и широкую шкуру, обернутую вокруг ее хрупких плеч.
– Я не про Агнешку! Твоя девица где?!
Я поднял простыни рукоятью хлыста и посмотрел под кроватью. Не взирая на возмущение поляка и испуг стоящей в дверях девушки, продолжил поиски его исчезнувшей подружки. Как сквозь землю провалилась. С досадой резанул хлыстом воздух и вышел.
– Швед!
Я толкнул дверь, отгораживающую меня от товарища, как и собирался, – без всяких церемоний со стуком.
– Швед! Подъем! Карабин на плечо и по коням!
Швед открыл один глаз и посмотрел на меня, открыл другой и подмигнул мне, раскинул руки и закрыл глаза. Что еще за безобразие? Я встал над ним, заложил руки за спину и заорал во все горло.
– Вставайте, господа офицеры, вашу ж!..
Швед сообразил, что я не с той ноги встал, и вскочил, влетая в сапоги.
– Тише ты, Охотник!
Я заехал хлыстом по завалу шкур, раскидывая их в стороны.
– Вот так вам, товарищи офицеры!
– Ты что делаешь, Охотник?! Что бушуешь?! Какие товарищи?! Какие офицеры?!
– Я к тебе и твоему компьютеру обращаюсь с требованиями и вопросами!
– Корпус компьютера разобьешь! И так царапанный!
– Где девица, Швед?!
– Какая девица?!
– Твоя девица!
– Нет у меня никакой девицы! Ты что не видишь, я в одежде спал?! Мы ж пили с тобой вечером вчера! Я после вчерашнего так и завалился, как был?!
– Не спрячешь ты ее от меня! Я знаю, что она здесь! Я ее голос слышал!
Я сорвал с постели одеяла, отводя хлыст в сторону и проверяя под кроватью. Агнешка, испугавшись, схватила меня за руку.
– Вольф, прекрати! Нет никого здесь! Нет!
– Не мешай мне! И не называй меня так! Здесь не называй! Ясно?! Я его подружку найду! Ясно?!
Агнешка еще настойчивее вцепилась в мою руку.
– Улаф, ты же знаешь, что Швед не такой! Зачем тогда ты у него девушку ищешь?! Из упрямства?! Ты же знаешь, что ему девушки не нужны!
Я оставил негодующего Шведа в покое и пошел в конюшню.
Глава
7Швед собрал коня короче, обгоняя меня. Я натянул повод, когда он развернулся ко мне и остановился, показывая на заснеженные скалы.
– За этими хребтами моя страна, Охотник…
Я коротко собрал коня и пришпорил, поднимая его с места. Полетел с пологого склона полным ходом, отклоняясь назад. На равнине бросил повод, развел руки, подставляя лицо колючему ветру. Круг почета среди стен и пропастей, – и я подобрал повод, разворачивая и высылая коня на взлет, наверх. Мой конь взлетел на склон с разгона, разбрасывая комья снега, и, храпя, остановился на тропе, на вершине возле ждущего Шведа.
– Охотник, ты кости переломаешь рано или поздно.
– Ты не понял, Швед.
– Порыв души. Что ж не понятного?
Я посмотрел вниз, качая головой.
– Нет, ты не понял… Посмотри вокруг. Что видишь? Простор? Только он на тюремный двор похож. Я здесь в скалах заперт, как в крепости. Тесно мне, Швед. Я привык вместе с ветром по равнинам носиться – по таким, что ни начала, ни конца на горизонте не видно.
– Да… А знаешь, я согласен, что мы здесь среди ущелий и лощин застряли. Давай, Улаф, и правда, рванем на север, развеемся.