– Выслушайте меня, пан. Вы просто стараетесь меня подавить, пытаетесь подчинить целиком и сейчас. Вы всегда помните, что вы – “волк”, вспомните, что и я – не “пес”. Я могу стать вашим сыном, но никогда не стану вашим “псом”. Просто, “пес” не может считать отцом “волка” и не может “волк” считать сыном “пса”. Мы должны или давить друг на друга, или договариваться друг с другом, пан. Мы или уступаем друг другу, объединяясь в стаю, или грызем друг друга, убирая врага с территории. Я вашим врагом стать не намерен, но и ваших угроз я не стану терпеть.
Серые глаза поляка сверкнули чуть ни красным углем, но он растянул прямой рот на сухом лице, усмехаясь.
– Мы всегда считаемся с теми, кто сопротивляется и противостоит нам, хоть это нам и не по нраву, Ян. Хорошо, не станем скалить клыки и решим все спокойно и рассудительно.
Седой поляк строго свел кустистые брови, когда надсадный крик прорвался через неплотно запертую дверь, ведущую на лестницу к подземным уровням и к гаражам. Вацлав старается… Я так и вижу, как встаю, беру автомат, вышибаю дверь и открываю огонь. Только я не встану, не возьму автомат и не пристрелю Вацлава. Я положил на исцарапанный стол тщательно проверенную ствольную коробку автомата и вытер руки от заводской смазки – на этот раз не о грязную, а о чистую тряпку.
– Хорош, ничего не скажешь.
– Французы в последнее время стали вырываться вперед.
– Верно, пан. Но я пока немецким ограничусь.
– Не будешь брать? Ян, мы люди свои. Я тебе его, как сыну, советую.
– Он, и правда, совсем неплох. Но мне немецкий автомат нужен. И еще… Мне машина нужна – “призрак” с чистыми правами. Но не старый отъезженный вариант, а новый – “призрак”, созданный под заказ.
Поляк молча кивнул, задумчиво постукивая пальцами по крышке потертого стола. Он все, что может, старой мебелью обставляет. Думаю, молодость вспоминает. Ведь ему до внутренней, а не внешней, скандинавской скромности далеко. Нет, он не такой, как немцы, пану чужд дух обыденной сдержанности и беспредельно выставленной на вид государственности. Ближе ему, думаю, англичане, берегущие свое внутренне пространство от всего внешнего, замыкаясь в себе и закрывая двери. Ему никак не понятен раздольный русский размах и тяга к неслыханной роскоши, как каждого отдельного человека, так и всего государства.
– Говори, какая машина, какие документы? Когда и куда подогнать?
Я передал пану бумажку со сведениями из вскрытой базы данных. Пан прочел, кивнул мне, скомкал бумажку в кулаке и бросил в пепельницу с моим догорающим окурком.
– К вечеру мне нужна точная копия одной – на выбор. Главное, – с соответственными документами.
Поляк нахмурился, качая головой.
– К вечеру не получится. Машину, может, и найдем. И номера перебьем. А документы не справим.
Так и знал! Отомстит он мне за непокорность! Он высоко ценит мою непокорность, но всегда мне мстит! Просто, показывает, что может ограничить меня и надо мной контроль имеет. Такой он – властный.
– Постарайтесь, пан. Я вам за такого “призрака”…
Написал на бумажке цену и передал бумажку пану. Он так же скомкал ее, так же бросил в пепельницу.
– Ян, у меня сейчас сложный период. Мне непросто стало справляться со всеми делами одному. Мои люди заняты, решением моих задач. Я не могу переключить их со своих задач на твои так просто и так сразу.
– Я понимаю, пан.
Написал другую цену, приписал до черта нулей с замиранием сердца. Поляк посмотрел и откинулся в потертом кресле. Он склонил голову на грудь, сложил пальцы замком и рассмеялся – одним ртом.
– Не отступишь?
– Нет, пан. Мне к вечеру нужен “призрак”.
Он поднял на меня сверкающие жадностью глаза, расправил костлявые пальцы и сжал кулак, хищно хватая воздух.
– Ты такой же, как я, Ян. Ты всегда добиваешься своего, какими бы безрассудными и безумными ни казались другим твои цели и средства их достижения. Ты должен закончить свои дела и сразу вернуться ко мне. Я введу тебя в курс своих дел. Ты должен войти в курс скорее.
Я поставил пустую стопку на стол.
– Я похож на вас, но я не такой, как вы, пан.
– Такой же, Ян. Ты даже не знаешь, как ты жаден.
Я скинул с плеч пиджак с позорно дорого оцененным ярлыком.
– Все только – видимость. Вещи служат мне, а не я им. Мне нужны машины и оружие, но они служат не мне, а моей цели.
– Ты жаден не до вещей, а до людей, Ян. Мы с тобой берем себе людей, а не простые предметы. Мы не желаем никаких вещей, мы желаем одних людей, Ян.
Я молча кивнул – что правда, то правда.
– Насчет меня вы верно подметили, пан. Но ваше пристрастие к машинам выглядит искренним.
– Мы можем править людьми, можем вершить их судьбы и будущее, Ян. Но мы обречены на вечные мучения. Наша жажда власти всегда неутолима. Ведь мы никогда не становимся всевластными. Отсутствие лишь одной вещи лишает нас всевластия, но она – недостижима, Ян.
– Что за вещь, пан?
– Никто никогда не любит нас.
– Я с вами не согласен.