Боевая единица

– Сойдет, я со вчерашнего вечера ничего не пил. Удивляюсь тебе, Бузя, ты даже говорить стал по-поповски! Это ж надо – «поди»! Вот что значит столько лет рясу носить!

– Ты чаю просил? Вот и пей.

Чапай залпом осушил две кружки подряд – он и вправду очень хотел пить. Третью стал цедить отдельными глотками, а потом еще и сахару добавил. Размешивая его крошечной ложечкой, он кивнул священнику:

– Присаживайся, Бузя, в ногах правды нет.

Тот не стал упираться, подвинул аналогичный табурет, тоже налил себе теплого чаю, сделав глоток, задумчиво произнес:

– Это сколько же мы не виделись?

– Одиннадцать лет, – мгновенно ответил Чапай.

– Да, где-то так, – согласился священник. – Я о тебе много чего слышал, ты все тот же, никак не угомонишься.

– И я о тебе, – кивнул Бровкин. – Даже пару раз хотел заглянуть, да все не получалось как-то… Не одно, так другое.

– Ну что ж, спасибо, что все же выделил время. Надеюсь, я не слишком оторвал тебя от важных дел? Хотя, судя по костюму, ты скорее где-то веселился, чем работал.

– Святой отец! – притворно возмутился Чапай. – Откуда вы знаете, что в такой одежде веселятся, а не картошку копают?

– За дурака меня не держи, – усмехнулся священник. – Уж в чем картошку копают, всякий поп знает. Как там наши?

– Да ты должен знать, с тобой Нельма вроде переписывается.

– Давно о ней не слышно.

– Да убили ее… скорее всего. Допрыгалась наша баба-яга.

– Как? – нахмурился священник.

– Свои… Хотя, какие они на хрен свои? Вчера еще Монастырь на кирпичики разнесли.

Кивнув, священник задумчиво произнес:

– К этому все и шло… Не удивлен. Тебя ищут?

– Наверное. Я тем вечером из тюрьмы сбежал, так что, сам понимаешь, это им не понравится. Что обидно, три дня всего сидеть оставалось.

– А что так?

– Да отравить меня супостаты удумали. Вот и пришлось мне позаботиться о собственном здоровье.

– Есть будешь?

– Нет, что-то не тянет. Всю ночь за баранкой, посты гаишников по полям объезжал. Ни документов, ни денег, да еще и одежда… Сам видишь, не от кутюр.

– Да уж, одежка у тебя знатная.

– Так на том базаре выбирать не из чего было, – огрызнулся Бровкин и торопливо добавил: – Бузя, мне в Москву надо, и как можно быстрее.

– Воевать надумал? – понимающе кивнул священник.

– Чапаев никогда не отступал, и сейчас хвост поджимать не стану. Бузя, надо что-то делать! Пошла чистка, а это полная задница. Орден погибает, он почти сдох! То, что от него останется после подобного обрезания, будет простым придатком. Причем сам должен понимать, чьим придатком.

– Дурак ты, Чапай, – устало вздохнул священник. – И сам этого не понимаешь. Ты как тот ванька-неваляшка, его нагнут, он поднимается, нагнут, опять идет назад. И думает при этом, что силен, раз противится воле руки, и невдомек ему, что хозяин той руки просто играется.

– Бузя, я твою проповедь наизусть знаю, – отмахнулся рыцарь. – Как меня ни обзывай, но я хоть что-то стараюсь сделать, а ты забился в нору, напялил рясу и знай себе кадилом помахиваешь. Ученые Ордена хрен знает когда установили, что концентрация ионов серебра в вашей поповской воде слишком ничтожна, чтобы досадить тем, кого вы называете нечистой силой.

– Тезка, ты играешь словами. Разные у нас враги, разные. Вся твоя война окончится очень быстро. Может, ты и убьешь кого из правых или виноватых, но и сам быстро ляжешь. Такое не для тебя. Чапай, ты ведь трагик, тебе нужны сцена и зрители, ты можешь водить в бой тысячи воинов, но сам по себе сейчас не более чем актер без театра. Оставь, это не твое время. Если кто и добьется сейчас успеха, то не ты, и не я… Нельма может, если вдруг еще жива. Она волчица, оставшаяся без потомства, и если кто тронет ее девочек, то я ему не завидую. Очень не завидую… Нельму никогда не удавалось вывести на первые роли, не нужно это ей, но сейчас да, сейчас могла бы. Страшно подумать, на что она способна в таком отчаянии. Только тот, кому нечего терять, кроме того святого, на что уже подняли руку, может что-то сейчас сделать. Это лавина, она или аккуратно превратит Орден в придаток, как ты говоришь, или сметет все до основания. И кто знает, может, на руинах поднимется что-то по-настоящему новое… Без этой мерзкой грязи и лжи.

Чапай карикатурно похлопал в ладони:

– Браво! Бузя, да ты актер покруче меня! Настоящий трагик!

– Василий, твой цинизм мне неприятен.

– Придется потерпеть, таким уж я уродился.

– Все в твоих руках, стоит только захотеть – и ты сможешь себя изменить.

– А оно мне надо? Бузя, так ты можешь мне помочь?

– Немного, – кивнул священник. – Документов у меня нет, но дам рясу. Маленько великоватая для тебя будет, но ничего, пойдет.

– На хрен мне твоя ряса? – возмутился Чапай.

– У священников паспорта не смотрят. Прихожанин у меня хороший есть, фирма у него, грузы перевозит. Позвоню, если в Москву кто едет, тебя посадят. Спокойно доберешься. Денег маленько дам, а там сам уж будешь думать. И не спорь, в этом педерастическом костюме ты далеко не уедешь. Снимай его, ведь тошно смотреть.

– Ни за что, – категорично ответил Чапай.

– Что, неужто понравилось? – усмехнулся священник.