Боевая экология. Как Greenpeace, WWF и другие международные экологические организации подрывают развитие России

В описании климата Новороссии (то есть Северного Причерноморья от Дуная до Дона) начала XX века П. Семенов-Тян-Шанский указывал, что наибольшая часть этого пространства «представляет собою в общем однообразную степь, на востоке незаметно сливающуюся с астраханскими и арало-каспийскими степями. Подобные условия дают большой простор ветрам, которые должны здесь отличаться своей силой»[400]. Это порождало непостоянство климата, сухость воздуха, постоянную угрозу засухи. При сельскохозяйственном освоении распаханные земли без травяного покрова создавали колоссальные тучи пыли, суховеи и «черные бури».

Уже в 1891 году юг империи пережил небывалую засуху и последовавший за ней страшный голод. «Не только был совершенно сорван и унесен с полей тонкий снеговой покров, — писал один из основателей российской экологии почвовед В. Докучаев, — но и рыхлая почва, обнаженная от снега и сухая, как пепел, взметалась вихрями при 18 градусах мороза. Тучи темной земляной пыли наполняли морозный воздух, застилая дороги, занося сады — местами деревья были занесены на высоту 1,5 метра, — ложились валами и буграми на улицах деревень и сильно затрудняли движение по железным дорогам: приходилось даже отрывать железнодорожные полустанки от сугробов черной пыли, смешанной со снегом»[401]. Признаки степи Докучаев отмечал на Полтавщине. Весной 1928 года в центральных и юго-восточных регионах Украины, Сталинградской и Астраханской областях РСФСР ветры подняли на воздух более 15 миллионов тонн чернозема, истончив пахоту и вызвав относительные неурожаи 1929–1931 годов[402]

.

Особо сильная засуха, охватившая обширные районы степной полосы, в которых разворачивались зерносовхозы и колхозы, случилась и в 1932–1933 годах. Нехватка тракторов приводила к небрежной пахоте, к затягиванию сроков сева, что в условиях засухи понижало урожай на 30–40 %. Мелкая вспашка предоставляла благоприятные условия для размножения сорняков и вредителей, а также приводила к быстрому высыханию почвы в засушливых районах, создавая предпосылки для сильнейшего неурожая; «низкая агротехника привела в 1932 году к вспышке головни — опасной болезни злаков, способной вызывать тяжелые отравления при употреблении зараженного зерна в пищу. Обследования показали, что заражение зерна головней было практически повсеместным». Кроме головни разразилась эпидемия бурой ржавчины и фузариоза.

Насекомые-вредители, саранча и мыши «размножались в потрясающих воображение масштабах из-за мелкой пахоты, не разрушающей норы, из-за хранения зерна в ямах, из-за многочисленных нарушений правил агротехники и хранения зерна. В степных районах Крыма, Северного Кавказа, Поволжья, Казахстана отмечалось до 10 тысяч нор грызунов на гектар. Мыши в 1932 году оккупировали всю степную зону от Днестра на западе до Иртыша на востоке»[403].

Как результат экологического бедствия антропогенного характера, произошло резкое падение урожая зерновых: с 83,5 млн тонн в 1930/31 году до 69,4 и 69,4 млн тонн в 1931/32 и в 1932/33 годах[404]

, причем то, что все-таки удалось собрать, происходило преимущественно из нечерноземных районов, выращивавших рожь. В засушливых степных местностях падение урожая было еще большим, а в ряде областей урожая как такового вообще не было.

В отличие от британских мальтузианцев в Ирландии или Индии, советское правительство в 1932–1933 годах серьезно занималось помощью голодающим районам. Уже в марте 1932 года, когда масштабы хозяйственной катастрофы и голода стали известны центральному руководству, Казахстану стали оказывать продовольственную помощь. В 1932–1933 годах Казахстану было выделено более 5 млн пудов зерна в качестве продовольственной помощи и семенных ссуд[405]. Украина в 1932 году получила в порядке семенной ссуды, продовольственной и фуражной помощи 3,2 млн центнеров, а в 1933 году — 5,3 млн центнеров зерна (в общей сложности — 53,1 млн пудов)[406].

Если во время картофельного голода в Ирландии продовольственный экспорт «изумрудного острова» британскими «хозяевами жизни» наращивался, то в СССР резко сократили экспорт зерна. В 1931 году на экспорт ушло 4,91 млн тонн хлеба, в 1932 году — 1,32 млн тонн, в 1933 году — 1,53 млн тонн[407].