Боевые паруса. На абордаж!

Так сам-два превращаются в сам-полтора. Что ж, за восемь лет вассальной службы сеньору комиссионеру довелось увидеть не одну купеческую карьеру, разрушенную погоней за сотнями процентов прибыли – дело же Хорхе де Теруана и Мигеля Венегаса живет. Да, именно так! Мигель теперь не простой приказчик: три года назад осмелел, попросил вместо жалованья долю, не слишком большую, зато понемногу прибавляющую в золотом и серебряном исчислении. В прошлом году Мигель впервые переступил порог севильской Лонхи, сжимая мешочек с образцами какао и пшеницы… По качеству которых принято устанавливать сорт. Приставка «де Теруана» отныне увеличивает цену любого товара! Мигель надеется, что когда-нибудь и его скромная фамилия станет своего рода майоратом – по крайней мере, в Лонхе его уже не зовут иначе, чем сеньор Венегас. Деловая честь имеет зримое выражение в серебре! Воистину дворянская прерогатива, не так ли?

Ушли в прошлое наряды с чужого плеча. Ютиться под одной крышей с хозяйской семьей тоже неудобно, а денег хватило на небольшой, но уютный дом. Тем более не хотелось смущать донью Бланку намеком на свою плодовитость: у жены что ни год, то прибавление. Пусть многих младенчиков Господь прибрал, оставшихся более чем достаточно, чтобы заполнить стены веселым шумом.

От Руфины шум тоже был, своеобразный для девочки. Громкие речи с набитым камнями ртом. Щелчки арбалетной тетивы, тяжелый рокот рейтарских пистолетов. Все. Проказы девочка устраивала в тишине, наказание принимала так же тихо, а рука у Бланки де Теруан хоть и женская, да твердая.

В свое время Мигель несказанно удивился, услыхав с крыши пение виолы. Сперва – неловкое и фальшивое, спустя месяцы и годы – печальное и баюкающее. Что Руфина возьмется за музыку, ожидал, но думал, что та остановит выбор на гитаре или даже бандуррии. Но нет… Рожденная в жаркой Андалусии, маленькая астурийка унаследовала от родителей неистребимую северную тоску.

Время шло, времена менялись.

Теперь всю грязную или тяжелую работу делают приходящие слуги. Водонос, угольщик, дровокол, прачка…

Обычное дело. Большинство семей довольствуется такими слугами потому, что кормить постоянных не по карману. Теруаны – потому, что не терпят в доме тех, кому нельзя доверять. Так что помимо обязанностей торгового представителя у семьи вассалов остались работы, которые они сочли нужным сохранить за собой в знак верности.

Мигель избрал сад, что и приобрел нынешний, вполне ухоженный вид, его стараниями. Некогда это были заросли шиповника, дикие и колючие. Теперь… Гостей пригласить на чашку шоколада под тентом не стыдно. Хоть и самого графа Барахаса.

Жена выбрала обязанность попроще, не такую творческую. Может, из-за постоянной беременности, прерывающейся лишь на роды, может, по обилию собственных хлопот. Она провожает молодую сеньориту, когда та доставляет отцу обед. В первый же раз, несмотря на подходящую к очередному завершению беременность, решительно забрала у черноглазой статуи, тогда еще не угрожавшей перерасти Хиральду, судки.

– Не пристало. В дом занести – это можно, когда дочь отцу прислуживает, это правильно. Но по улице?

Воздела руки, призывая небо в свидетели своей правоты. И добавила:

– Да ты и не умеешь на голове-то носить. Судки – не корзинка, с какой ты на рынок бегаешь. Вот перекособочит тебе юбку, башмачки выглянут…

Руфина сложила руки на груди и подняла бровь. Так и выглядит живой и непоседливый астурийский ребенок.

– Ну, ты же не выйдешь без вертугадена?

– Надо будет – выйду. И еще – ты научишь меня носить на голове вещи?

– Зачем это благородной донье?

Так и не научила. Впрочем, Руфина особо не настаивала. Нашла более интересные занятия. Например, пули калибровать. А в переноске тяжестей взяла на себя обычный для Испании мужской труд: поставить груз женщине на голову. И снять.

Вот и теперь – сгружает судки с головы спутницы медленно и осторожно. Словно и не весят ничего. А там – снова присутствие, веселые приветствия и обычные комплименты. И кабинет отца, который, кажется, не больно и доволен желанием дочери принять участие в охоте.

– Раз ты этого желаешь, – говорит, а сам хмурится, – я немедленно дам знать, что буду, и буду вместе с тобой. А еще пора навестить лошадок, за содержание которых город регулярно вычитает из моего жалованья. Займешься?

Руфина кивает – и только эхо выбитой каблучками дроби напоминает, что в присутствии только что была девушка.

Один из стражников повел носом, сообщил грустно:

– Пахнет лишь мясом да соусом. Как думаете, друзья, отчего и почему донья Руфина духами брезгует?

– А ты знаешь, из чего их делают?

– Нет.

– А она знает…

Дон Терновник в присутствие заявился к вечеру. Снова – минута в минуту. Как раз, чтоб пронаблюдать красные от стыда рожи бежавших прошлой ночью стражей. И восхищенно дослушать устроенную им сеньором альгвазилом выволочку. Оказывается, можно поднатореть в риторике, не заканчивая никаких университетов.

– Ладно, – закончил Санчо, скосив глаза на дверь. – Спасибо, все живы. Но на грядущее, еще раз – что главное для стражника?

– Головой вертеть!