Боевые паруса. На абордаж!

– Не виновен? Галерник? Такое бывает? Но если случилось чудо и ты прав – то куда и зачем его тащишь?

– Домой. Всего лишь пьян… А бросать неловко: добрый знакомый моего перуанского приятеля.

– Друг брата жены приятеля твоего знакомого, – подытоживает Варгас, – так и доложу. Рад был выручить.

Пальцы Пенчо мнут вислое поле видавшей виды шляпы. Патруль топает дальше, гремя доспехами и посмеиваясь. Когда скрываются за углом, раздается взрыв хохота. То ли командир развил тему, то ли что новое обнаружили. Недаром дежурства альгвазила Васкеса именуют веселыми.

Ворота. Обычно братьям-стражникам проход открыт. Но что ж это за день? Поперек пути опускается алебарда сержанта.

– Дьего, с вас налог!

– Какой такой налог?

– И хоть бы мускулом двинул, – сержант обернулся к прочим караульным. – Скала, я ж говорю. Но даже скалы должны платить налог на вино! В вашем приятеле, мой изумрудный друг, никак не меньше арробы.

Шутка? Что ж, всякая шутка отчасти серьезна. А потому серьезный ответ вполне сойдет.

– Ну так уж и арробы! Он бы лопнул. Опять же, выпитое вино является частью человека и обложению не подлежит.

– Оно так… Но, ради шутки, представьте, что нам взбрело проверить ваш постулат, заставив безвольное тело отрыгнуть все, что оно недавно поглотило?

– Я бы заметил, что извергшаяся масса на вино лишь похожа. И просил бы вас отведать напиток ради доказательства обратного.

– Здорово! Дьего, если кое-кому из моей родни понадобится совет толкового стряпчего, непременно назову вас.

Не если, но когда. Иначе к чему каверзные вопросы?

– Спасибо на добром слове. Спокойного вам дежурства.

За спиной – сердитая толпа. Пусть телеги днем в город не пускают, ворота забиты пешим людом. Недаром все больше советников предлагают ворота снести и смириться с потерей дохода, который вполне ощутим, несмотря на обильные дырки в стене. Взять тот же веселый дом: себе они, конечно, таскают вино через дыру безо всякой пошлины. И человечка пропустят. Любого, кто серебром позвенит.

Только вино у них дороже, чем в городском погребке. А нагрянувшая вслед за торопливым путником стража получит точное описание внешности и одежды беглеца.

Вот и выходит, что ущерба нет.

Несколько шагов. Десятки счастливцев, миновавших внимательный взгляд караула. Снова короткая задержка. Окрик:

– Сеньора! Заплатите пошлину!

– Не будете же вы меня обыскивать, капитан? – судя по выговору, только из деревни. Остальные знают, насколько наметан глаз у караула. За полсотни лет слышно не было, чтоб женщину зря опозорили обыском. А было б слышно. В Севилье народ за поднятую мантилью растерзать может. Лет сто назад такое случалось… Так что, если караульные говорят – плати пошлину, значит, уверены.

– Не капитан, а сержант. Самая умная, да? Да так, как ты, не то что кувшины при маврах – амфоры при римлянах привешивали. Пошлину, говорю, плати. Когда выну у тебя из под юбки все четыре бутыли, поздно будет. Тогда одними мараведи не отделаешься…

– Так откуда ж у меня деньги?

Ответ сержанта скрылся в шуме улицы. Впрочем, ответ Диего знал и сам. Нет денег – отдавай товар. Ну, эта переживет. Наверняка у нее свой. А если нет – спаси ее Господь от заимодавца.

Шаги, шаги… Над головой – сцепившиеся балконами дома. Улица Поцелуев: влюбленным даже из дому выходить не надо. Если они живут друг напротив друга… Вот она, ошибка христиан – нужно было сносить не один собор, а всю Севилью! И строить заново.

Еще поворот… А забияка пришел в себя, и как не вовремя!

– Кхуда вы меня тащите? – задергался. Ну что б ему не пробыть мешком с ногами лишнюю сотню шагов?

– Туда, куда вы сами дойти не в состоянии.

– Не хочу! – Но ноги голову слушают и идут, куда глаза смотрят. А дурман снова побеждает сознание.

Господский дом начинается в нескольких шагах от парадного: двери всегда открыты. Слуги должны поглядывать, чтоб чужих людей не заносило, но брата хозяйки должны знать…

– Доложите о доне Антонио.

– Сию секунду…

И вот – изнутри слышны тяжелые шаги и тяжелые слова. Впрочем, незлые. Напротив. Гаспар доволен. Выручить родственника из затруднительного положения – радость. Которую он будет воскрешать всякий раз, напоминая шурину об оказанной услуге. Тот будет принимать покровительство с должной почтительностью, направив все раздражение на иную фигуру, и ждать случая, когда удастся встретиться с доном Терновником, имея в запасе недурной повод для новой ссоры…

Больше сеньора Нуньеса рада его супруга. Все оглядывается – не уйдет ли редкий гость, пока она хлопочет над братом? Диего собрался было сбежать, не успел. Несколько дружеских слов с перуанцем – и донья Ана вернулась.

– Через три дня муж дает большой обед… Он вас пригласил?

– Разумеется, – ворчит тот, – как я могу не позвать друга? Жаль, Диего не любит пышных сборищ. Отнекивается!

– Возможно, вы согласитесь прийти ради меня? Будут многие ваши знакомые по Академии… Даже сам Франсиско Пачеко!

– Что ж, ради прекрасной сеньоры я непременно постараюсь вырваться со службы. Но, боюсь, все равно опоздаю… Теперь меня снова зовут дела. Рад был помочь вашему брату. Гаспар, до свидания. Извини за беспокойство.