Боевые паруса. На абордаж!

Так что портовый район младший альгвазил изучает больше по шуму и запахам – а это неумолчный грохот ломовых телег, как будто весь город встал на колеса. Везут все: и улов рыбацких суденышек, и пряности Леванта, и хлопок из восточных Индий. Везут все, что должна поглотить Севилья, испробовать на вкус – и отрыгнуть на поживу остальному миру. В самой Испании останется негусто, и даже Мадриду с Толедо придется довольствоваться тем, что ему оставят Лондон и Антверпен, Милан и Неаполь, Генуя и Рим.

А еще порт – это запах прелого дерева, несвежей воды, рыбы, пота – человеческого по преимуществу, но лошадиного, ослиного и воловьего тоже, сырого железа и поверх всего – дегтя.

Стражники поняли, что Терновник не настроен ни беседовать – что скучно, ни командовать – что хорошо. Зыркает исподлобья, и только. Шагают привычной дорогой, пока глухие стены не размыкаются и в глаза не бьет двойное солнце – то, что в небе, и то, что в реке. Новоиспеченный судья прикрывает лицо ладонью, щурится. Зато – очнулся и готов действовать. Невдалеке слышны голоса, слишком громкие для мирного течения дел.

– Что такое? – Диего очнулся и готов действовать. – Надо глянуть.

– Таможня наживается, – сообщил один из стражников и дернул себя за ухо. – Всегда есть желающие покричать, прежде чем расстаться с деньгами, а у перуанцев всегда есть деньги.

– Да? А как вы определили, что тот корабль – из Перу?[9]

– Просто, сеньор. Это «Энкарнасион», он всегда ходит в Картахену и всегда в одиночку. Видите на мачте бело-голубой вымпел? Герб герцогов Альварес-и-Толедо. У них есть привилегия торговать с Индиями вне ежегодных флотов и вне всяких поборов, кроме «квинто». Родня Колумба – привилегия еще от него досталась. Сохранилась потому, что старший сын открывателя Индий женился на королевской племяннице.

А еще корабль не слишком велик, и в состоянии подняться по Гвадалквивиру. Но…

– Что же там за шум? Нашли контрабанду?

– Поверьте, раз уж корабль не трясли в Кадисе, значит, команда, капитан и судовладелец все лишнее сплавили, пока поднимались вверх по течению.

– А кто тогда недоволен?

– Наверное, из пассажиров кто.

– Подойдем?

– Можно… – протянул стражник. – Хотя, по мне, смотреть, как другие наживаются – не лучшее веселье.

Перуанец оказался всего один, но какой! Лазоревый колет с серебряным шитьем, огромные, ниже колен, штаны того же колера, ярко-красные штиблеты, очевидно, защищающие от превратностей морского путешествия шелковые чулки. Пуговицы на штиблетах серебряные, по двенадцати на каждой стороне.

– … и не кричите, и не машите на меня руками, – привычно выговаривает путешественнику таможенник, – а платите деньги. Меня устроят твердые песо, по весу равные всей мишуре. Ну или спарывайте эту роскошь. Да, и со штиблет тоже. И пряжки на башмаках не забудьте. Тоже серебро, тоже нечеканенное…

И у какого школяра хватит терпения не принять такой вызов?

– Зачем же всю? Согласно закону о «квинто», от любого дохода, полученного в королевских владениях в обеих Америках, налога в казну следует ровно пятая часть. Господа, я Диего де Эспиноса, дежурный алькальд над портом.

Таможенник словно в рыбу превратился: глаза выпучил, ртом воздух хватает. Да и перуанец – не лучше. Лицо стало одного цвета с колетом. Только клинышек бороды и чернеет. Первым в себя пришел все-таки таможенник.

– Дежурный алькальд над портом? Что за новости? Но если и так – шел бы своей дорогой и не мешал работать.

– То есть обирать людей. Королю двадцать процентов, в карман вчетверо больше? Это не по-христиански. Сеньор, бросьте Иуде его сребреники!

Таможенника передернуло. Чего Диего и добивался. Неважно, какая кровь в нем течет, – пары доносов в инквизицию достаточно для открытия дела. А если хоть один из них писан официальным лицом, вроде младшего алькальда, дело завертится наверняка. Да и перуанец может поработать перышком.

– Проходите, – буркнул таможенник перуанцу, – чтоб я вас не видел.

Решил, что тот законнику – родственник или знакомый. Вот за него и порадели.

– Теперь вы обокрали короля. Я не намерен вас арестовывать, но считаю необходимым доложить о вашей неспособности занимать нынешнее место.

– Ты что, хочешь, чтобы я дал денег тебе? – таможенник удивлен. Перуанец у того за спиной оттянул веки пальцами вниз, показывая: «Этот тип опасен, не купись».

– Ничуть. Как я уже говорил, выжать деньги из Таможни может только инквизиция. Тем более взяток я не беру. Впрочем, мое молчание купить нетрудно.

– Как же? – сжал кулак.

– Со мной не заедаться. И не тыкать, кстати. Я в порту надолго. И мне здесь нужен порядок.

Поправил берет с павлиньим пером, махнул стражникам и был таков. Впрочем, скоро его догнал перуанец. И ничего он не смешной. Просто одет, как севильцы двадцать лет назад. Моды до Перу доходят медленно. Знакам экономии путь в страну, из которой исходит серебро мира, уж очень против ветра.

– А вы меня выручили. Право, услышав: «дон Дьего», я малость струхнул.

– Отчего же?

– Ну как же? Написал же наш испанский Гомер, дон Луис де Гонгора-и-Арготе, – перуанец прокашлялся и продекламировал: