«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Вера – это «слепое доверие при отсутствии доказательств, а то и наперекор доказательствам»[223]. Эта впервые изложенная в 1976 году точка зрения определяет отношение Докинза к религии. В 1989 году он еще более заострил свои взгляды, вера стала квалифицироваться им как «своего рода психическое заболевание»[224]

. Это же категоричное и безапелляционное утверждение вновь прозвучало в 1992 году во время выступления Докинза на Эдинбургском международном научном фестивале, где он изложил свои взгляды на взаимоотношения веры и разума, язвительно приписав вере интеллектуальную безответственность: «Вера – это великая отмазка, великий повод избежать необходимости думать и оценивать доказательства. Вера существует, невзирая на доказательства, а то и благодаря их отсутствию… Вере не позволено обосновывать себя аргументами»[225]. Четыре года спустя Докинз был назван «Гуманистом года». В своей благодарственной речи, позже опубликованной в журнале «Гуманист», Докинз изложил программу искоренения того, что он считает величайшим злом нашего века.

«Сейчас модно нагонять апокалиптические настроения по поводу угрозы, которую несут человечеству вирус СПИДа, „коровье бешенство“ и многие другие болезни, но я полагаю, что одним из величайших зол в мире является вера. Она сравнима с вирусом оспы, однако значительно труднее поддается искоренению. Бездоказательная вера – вот основной порок любой религии»[226]

.

Далее следует противопоставление веры и естественных наук, предлагающих фактологический подход к миру. «Любовь к истине заставляет меня подозрительно относиться к твердой вере в то, что не подтверждается фактами».

Здесь Докинз поднимает целый пласт вопросов о роли доказательств, фактов и веры как в науке, так и в религии. Это увлекательная тема, и мы должны быть благодарны ему за то, что он ей занимается. В этой главе мы затронем историю и философию науки, чтобы понять, действительно ли все так просто, как пишет Докинз. Когда я был атеистом, то сам так думал, и знай я тогда о доводах Докинза, счел бы их абсолютно правдоподобными и убедительными. Но не сейчас.

Докинз совершенно прав, настаивая на том, что любое утверждение необходимо основывать на доказательствах. По своим взглядам на этот вопрос он во многом напоминает английского математика Уильяма К. Клиффорда (1845–1879). В своем эссе «Этика веры» (1877) Клиффорд утверждал, что «грешно верить во что бы то ни было без достаточных на то оснований, грешно всегда, всюду и для всех без исключения»[227]. Он утверждал, что это не просто вопрос интеллектуальной ответственности, а в первую очередь моральный долг. Никому не должно быть позволено верить в то, что недостаточно подтверждено аргументами и доказательствами. Я бы, конечно, согласился с Клиффордом, однако считаю справедливым отметить, что используемое им словосочетание «достаточные доказательства» более чем расплывчато, в особенности когда оно касается краеугольного камня науки – вопроса об обосновании выводов.

К счастью, математик Клиффорд знал об эмпирических науках достаточно, чтобы понимать, что научный метод опирается на умение делать выводы. И все же, несмотря на это, его подход к научному методу весьма проблематичен. Например, этот подход совершенно неспособен помочь в разрешении неприятного вопроса о «недостаточной подтвержденности теорий»[228]

. Этот вопрос относится к тем самым трудностям, которые затуманивают горизонты сторонникам простой, не обремененной философскими и историческими неудобствами науки. Если бы нереалистичный взгляд Клиффорда на научный метод был применен к «Происхождению видов», мы должны были бы либо отвергнуть работу Дарвина как ненаучную и даже неэтичную, либо отвергнуть точку зрения Клиффорда на место веры в науке. К счастью, этот вопрос легко решается, и явно не в пользу Клиффорда.

Самому Дарвину было совершенно ясно, что его теория естественного отбора не может быть доказана. Дарвин высоко оценил проницательность натуралиста Фредерика У. Хаттона (1836–1905), отметившего это: «Он один из немногих, кто понимает, что изменение видов не может быть непосредственно доказано и что эта теория будет тонуть или оставаться на плаву в соответствии с тем, насколько она способна группировать и объяснять явления. На самом деле удивительно, насколько мало тех, кто судит об этом таким, несомненно правильным, образом»[229]. Дарвин считал, что доводы в пользу теории естественного отбора кроются в ее способности «группировать и объяснять» накопленные им наблюдения. Тем не менее, хоть Дарвин и понимал, что не разобрался со всеми проблемами своей теории, он был уверен, что она является наилучшим объяснением из доступных[230].