«Бог, король и дамы!»

Жорж-Мишель не мог не признать справедливость подобного утверждения, но не мог и сдаться. И все-таки калек среди королевских пажей обнаружить не удалось. Его сиятельство не верил, будто подобное увечье могло исчезнуть само собой, и, значит, последнее предположение лакея было верным, и мальчишку действительно забрали домой. Об этом шевалье и поспешил сообщить жене. Хотя просьбу Аньес и не удалось выполнить, но котеночку более не из-за чего было плакать. В родному доме мальчишке не грозило ничего и, следовательно, можно было успокоиться.

Увы! Стоило шевалье прийти к столь приятному выводу, как новая забота, принявшая облик кузины де Коэтиви, предстала перед графом де Лош. Луиза более не рыдала от отчаяния, а с восторгом повествовала, что как новая Диана де Пуатье намерена образовать чувства и ум наследника престола и устроить его судьбу. Шевалье Жорж-Мишель собирался было пошутить, что сравнение с Дианой не совсем точно хотя бы потому, что Алансон не был наследником, Луиза если и была старше принца, так не более, чем на месяц-другой и, слава Создателю, вдовство ей также не грозило, но вместо этого прикусил язык. Молодой человек вдруг сообразил, что кузину сжигает тот же огонь, что и многих других дам двора, но при этом она вовсе не так глупа, как он опрометчиво вообразил. Дай Бог, размышлял шевалье, чтобы кузина разыгрывала из себя прекрасную Диану, но что, если Луиза не удовольствуется этой ролью, а решит окрутить принца? Неожиданно Жоржу-Мишелю стало страшно за графа де Коэтиви, Генриха и даже Алансона и этот страх усилился, когда Луиза небрежно поинтересовалась, не мог бы кузен позаботиться о детях «этого старика»?

— Увы, кузина, — деланно рассмеялся шевалье, — меня призывают иные обязанности, и я буду вынужден покинуть Париж и Лош. Не печальтесь, почтенные матроны почитаются при дворе много больше легкомысленных девиц. Что бы делала Диана де Пуатье, если бы не была матерью многих детей и бабкой целой роты внуков?

Лицо Луизы вытянулось, а граф де Лош понял, что с разрешения королевы Екатерины должен лично поблагодарить короля Филиппа за орден. Во-первых, потому, что этого требовали приличия и этикет, во-вторых, потому что чувствовал необходимость приглядеть за графом де Коэтиви. Что-то подсказывало шевалье, что его вмешательство может оказаться не лишним.

Глава 27

Как граф де Коэтиви, сам того не желая, получает друга и родственника в одном лице

Голос распорядителя заставил графа де Коэтиви болезненно поморщиться. Рана, полученная накануне, саднила, а голова кружилась от потери крови. Бумаги, полученные в одном из переходов дворца, казалось, прожигали вамс насквозь. Шевалье даже украдкой оглянулся, не видит ли их кто-нибудь. Но никто из дворян, вероятно, не мог видеть сквозь подбитую ватой ткань.

Эта мысль слегка успокоила графа, и он сосредоточился на речи короля. Тот уже несколько минут что-то говорил послу Франции. Это были самые общие слова о мире, дружбе и общих интересах. «Обычная дипломатическая сказка», — вздохнул шевалье и начал украдкой изучать окружающих. На приеме присутствовал весь цвет испанского дворянства. Среди одежд преобладали черные и лишь особенности золотого шитья отличали одного гранда от другого. Граф скользнул взглядом по группе вельмож, стоящих, в отличие от остальных, с покрытыми головами, — среди самых знатных господ приятелей у графа не было. Однако и среди прочих, внимавших королевской речи, шевалье не заметил ни одного знакомого лица.

Шевалье опять вздохнул. Мрачное великолепие испанского двора угнетало французского дворянина, но граф давно понял, что великих мира сего мало волнует его душевное состояние.

Меж тем речь закончилась. Послу вручили, наконец, пакет, запечатанный королевской печатью. Его величество встал, давая понять, что аудиенция окончена. Часть придворных направилась вслед за королем. Французы облегченно выдохнули. Миссия была выполнена, и теперь они стремились только к одному — быстрее оказаться за стенами посольства. Но у самого выхода из залы к послу и его людям подошел молодой дворянин из королевской свиты. Учтиво поклонившись, он пригласил маркиза следовать за ним. Король изъявил желание сказать французскому посланнику еще несколько слов.

Маркиз посмотрел на графа. Оба прекрасно понимали, что означает эта неожиданная милость. Вряд ли король горит желанием побеседовать с представителями Франции. Скорее всего, через пару часов сообщат, что его величество, увы, передумал. Или перенес аудиенцию. Однако подвергнуть сомнению слова испанца посол не мог, и граф де Коэтиви остался в одиночестве и мог уповать лишь на милость Божью да на свою шпагу. Правда, последняя была парадной, а значит слишком короткой и легкой, но в узких переходах толку было бы мало даже от великолепного экземпляра, оставленного в посольстве.