«Бог, король и дамы!»

Первые два дня после отеческого внушения Кабоша Александр и Жером плашмя пролежали на своем тюфяке, не в силах подняться и даже двигаться. Матушка Кабош сочла подобную неподвижность весьма кстати, ибо пребывание друзей в Консьержери не осталось без последствий и мальчишки завшивели. Без сожаления обкорнав лохматую голову Жерома и собираясь так же состричь выцветшие волосы Александра, матушка Кабош в последний момент пожалела кудри мальчика и уселась рядом, терпеливо вычесывая его голову, смазывая ее дурно-пахнущими снадобьями, моя и вычесывая вновь. Александр молча блаженствовал, чувствуя, как утихает нестерпимый зуд. На третий день после порки мальчишки попытались ненадолго сесть, а на четвертый — сидели почти не морщась. Когда на пятый день Жером и Александр вышли на короткую прогулку во двор Шатле, их встретили громкие приветственные крики, а капитан де Бон даже подарил Александру простенького деревянного часового, вырезанного за эти дни одним из солдат.

Через десять дней, бодрые и веселые, Жером и Александр вышли из крепостных ворот Шатле, рассчитывая вновь окунуться в полный приключений мир Парижа. Прежде всего сорванцы собирались полюбоваться на трех фальшивомонетчиков, которых должен был вздернуть мэтр Кабош (как болтали в Шатле, столь мягкий приговор был выхлопотан у короля ее величеством королевой-матерью), вместе с итальянцем устроить небольшое представление для щедрых парижских зевак, насладиться балаганами Сен-Лоранской ярмарки, искупаться в Сене, забраться на самую вершину заброшенной башни Нель и, наконец, подразнить влюбленных, имевших привычку встречаться на кладбище Невинноубиенных младенцев.

Впрочем, осуществить эти планы мальчишкам было не суждено. Не успели друзья добраться до Гревской площади, куда с раннего утра начал стекаться парижский люд, как столкнулись с невесть откуда взявшейся Смиральдой. Девушка была серьезна словно монах, только что принявший исповедь у фальшивомонетчиков, и сердита, как судья, которого оторвали от обеда. Даже не подумав ответить на приветствие мальчишек и отказавшись разделить с ними забаву, Смиральда недовольно заявила, что только лентяи и неженки могут валяться десять дней в постели после какой-то жалкой порки. Напрасно Жером и Александр живописали свои страдания и похвалялись своими ранами. Напрасно Александр обещал снять рубаху, а Жером штаны — Смиральда только презрительно пожимала плечами и кривила губы. Наконец, когда Жером в третий раз начал доказывать подруге, что подобного мастерства, как у его отца, нет и не было ни у одного палача Парижа, шлюха досадливо отмахнулась:

— Хватит болтать чепуху! — Девушка отодвинула Жерома в сторону и взяла Александра за руку. — Пошли. Я уже обо всем договорилась.

Александр, за десять дней успевший забыть о наставлениях Смиральды и своем решении, приуныл.

— Может быть, не сегодня? — залепетал он. — Может быть, в другой раз?

— Про свою корзину ты не говоришь «в другой раз»! — в запальчивости отвечала Смиральда. — И про купание тоже. А, впрочем, если у тебя есть тридцать ливров — можешь идти на все четыре стороны. Я уже за тебя заплатила. Тебя ждут.

Беглый паж опустил голову. Тридцать ливров… Александр не мог даже представить подобных денег, не говоря уж о том, чтобы вернуть их подруге.

— И ты тоже пойдешь, — с прежней бесцеремонностью велела Жерому Смиральда. — Провожать и встречать его будешь. Пока Кривой Жан ничего не прознал.

Друзья потерянно переглянулись и послушно кивнули. Беззаботная жизнь закончилась, так и не начавшись. Это понял даже Жером.

Глава 31

Как трудно бывает людям понять друг друга

Через несколько месяцев после достопамятной беседы Александра со Смиральдой королевский двор так же кипел жизнью, как и до бегства пажа из Лувра. Впрочем, внимательный наблюдатель без труда обнаружил бы в королевском замке немало вчерашних провинциалов, да и в обычаях двора появилось нечто новое.

— Эй, малый! — юноша в синем берете с алым пером обернулся и окинул презрительным взглядом дворянина, разряженного с крикливой пышностью. Молодой человек уже готов был обронить что-то язвительное, но сдержался.

— К вашим услугам, сударь, — без всякого намека на иронию отозвался паж.

— Отдашь это милашке де Люс, — громко заявил шевалье, протягивая юноше записку и пару монет.

— Рад служить вам, шевалье, — вновь поклонился паж, зажимая записку в кулак.

Шевалье в дорогом костюме картинно оперся о колонну и довольно хмыкнул. Мальчишка попался понятливый. И кто сказал, что пажи заносчивы? Дворянин был бы весьма удивлен мыслям юноши.

«Недурно… Этот петушок стоит того, чтоб его ощипать», — размышлял молодой человек, подкидывая монеты на ладони. Мгновение спустя он швырнул деньги лакеям, а спустя еще минут пять — откинул портьеру.

— Привет, Диана, — девушка у туалетного столика слегка вздрогнула. Молодой человек забрал у мадмуазель де Меридор серебряную щетку и сам начал расчесывать ей волосы. — Читай, — сунул в руку записку. — Здорово, да?