Бог не любовь: Как религия все отравляет

Фома Аквинский некогда написал трактат о Троице и, скромно находя его одним из своих наиболее удачных творений, возложил на алтарь собора Парижской Богоматери, чтобы бог лично ознакомился с работой, а может быть, и соблаговолил как-нибудь отозваться. («Ангельский доктор» был жертвой того же заблуждения, из-за которого монашек во время омовений заставляли прикрывать ванну занавеской: бытовало мнение, что столь нехитрое устройство отведет божий взор от неприкрытых женских телес. При этом забывалось, что бог, в силу своего всеведения и вездесущности, «видит» все, всегда и везде. Забывалось и то, что до столкновения с непреодолимой занавеской его «взгляд», вне всякого сомнения, проникает сквозь стены и потолки монастыря. Возникает подозрение, что смотреть на свои тела — или, скорее, друг на друга — не давали самим монахиням.)

Как бы то ни было, Фома Аквинский позднее обнаружил, что бог действительно оставил положительную рецензию на его трактат (и по сей день никакой другой автор не может похвастать подобным отличием). Подоспевшие монахи и послушники с благоговейным ужасом увидели, что Фома блаженно левитирует под сводами собора. Будьте уверены: у нас есть рассказы очевидцев.

В один весенний день 2006 года президент Ирана Ахмадинеджад в сопровождении кабинета министров направился к колодцу, находящемуся между Тегераном и святым городом Кум. Рассказывают, что именно в этом резервуаре в 873 году нашел пристанище двенадцатый, он же «сокрытый», имам, чье долгожданное возвращение однажды изумит и спасет мир. Добравшись до места, Ахмадинеджад достал свернутый листок бумаги и бросил его в колодец, дабы сокрытый был в курсе успехов Ирана в деле расщепления атома и обогащения урана. Казалось бы, имаму полагается быть в курсе событий независимо от своего местонахождения, но нет: почему-то именно этот колодец служит ему почтовым ящиком. Можно добавить, что незадолго до того президент Ахмадинеджад вернулся с Генеральной ассамблеи ООН. Речь, которую он там произнес в присутствии большой «живой» аудитории, широко транслировалась по радио и телевидению. Тем не менее по возвращении в Иран он рассказал своим сторонникам, как на протяжении всей речи его окутывало прозрачное зеленое свечение (зеленый — излюбленный цвет ислама); от сияния этого божественного света вся Генеральная ассамблея сидела не шелохнувшись и не смела сказать ни слова. Несмотря на приватный характер этого феномена (судя по всему, других свидетелей не было), Ахмадинеджад увидел в нем еще один знак скорого прихода двенадцатого имама, а также поддержку своего намерения любой ценой сделать Исламскую Республику Иран — погрязшую в нужде, репрессиях, стагнации и коррупции — ядерной державой. При этом он, как и Фома Аквинский, полагал, что двенадцатый, он же «сокрытый», имам не сможет прочесть написанное, если текст не положить ему, так сказать, прямо под нос.

Я видел немало шиитских церемоний и процессий и потому не особенно удивился, когда узнал, что их обрядовая сторона частично позаимствована у католиков. Двенадцать имамов, один из которых «сокрыт» в ожидании то ли возвращения, то ли пробуждения. Горячечный культ мученичества, особенно в связи с ужасной гибелью имама Хусейна, покинутого и преданного среди бесплодных равнин Кербелы. Процессии самобичевателей и самоистязателей, охваченные горем и раскаянием из-за того, что их жертвенного лидера бросили в беде. Мазохистский праздник Ашура более всего напоминает испанскую Semana Santa, Святую неделю, когда по улицам плывут рясы, кресты, капюшоны и факелы. Уже в который раз мы видим, что монотеистическая религия — это плагиат плагиата слухов о слухах, а кончается эта затянувшаяся цепочка несколькими баснями, выдуманными в далеком прошлом.

Можно выразиться иначе: пока я пишу, новая инквизиция готовится заполучить в руки ядерное оружие. Грандиозная, изобретательная, утонченная персидская цивилизация неуклонно увядает под удушающей властью религии. Большинство ее писателей, художников и интеллектуалов либо в изгнании, либо задавлены цензурой; ее женщин превратили в имущество и сексуальных рабынь; ее молодежь, в своей массе, не имеет ни полноценного образования, ни работы. Иран по-прежнему экспортирует то же, что четверть века назад, когда теократы пришли к власти: фисташки и ковры. Модернизация и технология обошли его стороной. Единственное достижение — ядерная программа.