Бог одержимых (сборник)

Дед рассказывал о кризисе творчества и катастрофе жизненного пути. Ювелира с его двумя учениками ограбили неподалеку от Трясунии, куда они направлялись на ежегодную ярмарку украшений. В портовой ночлежке оказался случайно: "добрые самаряне подбросили до цивилизации, заплатили за неделю постоя, и убыли по своим неотложным делам". В этом месте его рассказа мы переглянулись, подумав об одном, — не исключено, что "добрыми самарянами" были те самые разбойники, которые отобрали у него судно. А навели на ювелира его же ученики. Запросто! Мало показалось, вот и подставили учителя…

Но старику мы ничего не сказали. Не хотели его расстраивать.

Роман задремал рядом со своей тарелкой. Я осторожно, чтоб его не разбудить, привёл в порядок стол и вымыл посуду. Потом собрал консервы к завтраку, который мне предстояло готовить на утро, и отправился к себе в кубрик.

"Завтра уже будем на Златии, — думал я, вытягиваясь на койке. — А оттуда прямая дорога или в богачи, или в тюремную камеру. Забавно: удовольствие разное, а направление одно".

Игра стоила топлива. Судите сами: платиновые острова посреди океанов расплавленного золота.

Эльдорадо открыли десять лет назад. Биржевые люди сложили "два и два" и планету немедленно закрыли на карантин: истребители-перехватчики, автоматы-убийцы, минные поля на побережье и спутники-невидимки, готовые поднять тревогу при малейших признаках человека на поверхности. Ещё бы: только начни промышленную разработку золота, и ценовой эквивалент цивилизации пойдёт по цене застывшего кефира.

Так что я не обижаюсь. Понимаю, не маленький: золота в чужих карманах мало не бывает.

Златия, небольшая, но чертовски тяжёлая планетка, находилась в опасной близости от звезды и быстро крутилась вокруг своей оси. Собственно, на её суточном вращении и основывался план Капитана. Приливные силы гнали волну в океане расплавленного золота до пяти сотен метров высотой.

Вот и вся идея, никаких посадок и пряток с карантинной службой. Заходим на дневную сторону, пристраиваемся к приливной волне и снимаем "пенку" волшебного коктейля: брызги, отделяясь от волны, немедленно "замерзают", становясь лёгкой добычей нашего трала. Всё зависит только от тренировки и слаженности работы команды. За этим нас и понесло на Трясунию: регулярные "моретрясения" и низкие температуры прекрасно моделировали "замерзание" пены золотой волны Златии. Два месяца мы отрабатывали сбор льда с гребней цунами, готовясь к полёту на дневную сторону золотой планеты. Что и говорить, — тошниловка…

Эх! Думаете, нам не хотелось опустить трубу в расплавленное золото? И качать, качать… качать до вздутия. До треска трюмных шпангоутов. До сферического опузыривания оболочки…

Но такое удовольствие требовало стационарного оборудования. А это значило высадку на поверхность, температура которой больше тысячи градусов.

Это другая стоимость затратной части.

И другие "игры" с карантином.

Они, знаете ли, могут и стрельнуть. И, частенько, попадают… да.

Наверное, я уже засыпал. Потому что ясно видел ослепительный, огромный диск светила в пепельной дымке оловянных облаков. Тяжёлый гребень гигантской волны роняет бархатную пену из червонного золота в сияющую багровым бездну. Безбашенный серфер Смош ведёт судно перед самым валом, чуть ниже его бурлящей вершины. Роман следит за горизонтальным положением сборника, в который сыпется золотой град. Вит направляет поток "градин" к оранжевому зеву печи, и уже оттуда пудовые маслянисто-жёлтые бруски поступают на склад.

Дальше моя работа: уложить, распихать, закрепить… чтобы озолотить каждый литр нашего трюма. Ответственная работа! Ведь "улов" своей тяжестью может разнести наш кораблик на куски…

Только тревожен мой сон.

Вит?

Он же остался на Трясунии! Кто станет вместо него к печи?

***

Тревожился я напрасно: муфельная печь не работала.

Посмотреть на лицо Смоша я не мог — был занят в трюме. Но что-то мне подсказывало, что Капитан был не очень доволен: теперь мы не могли выделить золото из расплава и не надеялись на "плотную" загрузку трюма.

Работал я в магнитных башмаках. Так что стоял на ногах достаточно твёрдо. Палуба играла в салки с потолком, кажется, проигрывала, но я не обращал на их баловство внимания. И без этого голова болела.

Раструб нагнетателя отрыгивал золотую семечку. Я натягивал на штуцер пятилитровые пакеты, плотно крепил их за горловину, а потом, по наполнении, снимал и укладывал мешки по возможности плотнее и устойчивее. Что на деле означало: "в навал" и лишь бы не вываливались из-под уплотняющей ткани прикрученных к палубе паллетов. Гранулы, которые просыпались при переустановке пакетов, летали вокруг меня в соответствии с пируэтами корабля: тёрлись о пневмоуплотняющую ткань и норовили меня ударить или оцарапать.

Я был готов к этому: каска, прозрачный щиток перед лицом, комбинезон из ударопрочной ткани с высоким воротом. Перчатки, ботинки…

В общем, было не холодно. Было тепло. Очень. А потом стало невыносимо жарко.