Бог Войны

— Ч-что… — я сглатываю, не обращая внимания на сухость, от которой язык прилипает к задней стенке горла. — Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты решила обнять Вэнса Эллиота с моим кольцом на пальце, Ава?

— Я не помню, как выходила за тебя замуж, не говоря уже о том, что было до этого, так что откуда мне знать? — я слишком защищаюсь, и мне это не нравится. Ненавижу то, как чувство вины разрушает мои эмоции и как ужасно я себя чувствую, столкнувшись с его гневом.

— Ты сказала Бонневилль, что тебе пришло воспоминание, в котором ты видела себя целующейся с другим мужчиной, и спросила ее, кто это мог быть.

Мои конечности трясутся, а губы приоткрываются в полном недоумении. Джемма должна быть милой подругой, которая никогда не вступает в конфронтацию и не создает проблем, но я должна была знать наверняка. Ее истинное лицо проявилось с тех пор, как она положила свой жадный глаз на Илая.

Поначалу я думала, что это безобидная влюбленность, хотя она и раздражала меня. Я говорила себе, что она считает его сексуальным, как и миллион других девушек, и не давала своему разуму придумать план, как избавиться от нее, как я делала с его предыдущими девушками в университете.

Я расплачиваюсь за свою доброту. Я должна была знать, что такая избалованная принцесса, как она, получает все, что хочет. Теперь ее цель — мой муж, и, если для того, чтобы заполучить его, ей придется оклеветать меня и предать мое доверие, она именно так и поступит.

И вот так мой худший кошмар о том, что Илай узнает, стал явью.

Я прочищаю горло.

— Это… ничего не было.

— Не смей мне врать.

— Это было воспоминание из прошлого, но ты говорил, что другое мое воспоминание о том, как меня связали и заставляли принимать таблетки, оказалось ложью.

Его челюсть сжимается.

В моей голове раздается яростный взрыв.

— Ты солгал, — говорю я вместо того, чтобы задать вопрос, потому что уверена, что он солгал.

Он заставил меня поверить в то, что мои воспоминания были ложными.

— Зачем? — мой голос звучит в тишине, как тикающая бомба. — Зачем ты солгал мне?

— Потому что ты не была готова узнать, что связывать тебя по несколько часов подряд и заставлять проходить реабилитацию — единственный способ остановить твой алкоголизм.

Я вздрогнула, ударившись головой о дверь, как будто он дал мне пощечину. Нет. Было бы не так больно, если бы он действительно дал мне пощечину.

И дело не только в моей принудительной реабилитации или в том, что он, как никто другой, был тем, кто ее проводил.

Нет.

Это подтверждение того, что я действительно ему изменила.

Все это время часть меня чувствовала себя виноватой, но другая часть держалась за надежду, что это ложное воспоминание, как то, где я была связана в постели.

Но теперь, когда я знаю, что это абсолютная правда, моя мораль сокрушает меня. На самом деле я не должна чувствовать себя так плохо, когда планирую месть за разбитое сердце.

Моя форма мести никогда не должна включать в себя что-то настолько отвратительное, как измена.

Это ранит меня больше, чем его. Если я опустилась так низко, то, конечно, это даст ему зеленый свет на измену.

Я ни за что на свете не смогу этого пережить.

— Сколько? — спрашивает он голосом, от которого у меня внутри все сжимается.

— Что сколько?

— Сколько раз ты предлагала то, что принадлежит мне, другому мужчине?

Я качаю головой.

— Отвечай на гребаный вопрос, Ава.

— Не знаю! Я не помню, — мой голос горит от душивших меня слез.

— Но ты помнишь, что трахалась с кем-то другим, — от его жутко контролируемого голоса меня пробирает дрожь, когда он отпускает мою руку и обхватывает мое горло. — К чему ты позволила ему прикоснуться, а? — он стягивает с меня платье, и оно рвется, выпячивая грудь, а кожа краснеет. Я вздрагиваю, когда он выкручивает мой твердый сосок. — Ты позволила ему трогать мои гребаные сиськи?

Оставив платье висеть на талии, он просовывает руку между моих ног и нащупывает мою киску. Его глаза вспыхивают, когда он встречается взглядом с моей обнаженной кожей.

— Ты ничего не надела под платье, готовясь к встрече со своим любовником, миссис Кинг?

Я хочу сказать, что это было сделано в основном для того, чтобы подразнить его, но, очевидно, мой язык завязывается в узел. И снова моя единственная реакция — покачивание головой.

— Это не отрицает того, что ты позволила ему прикоснуться к моей собственности. Моей киске.

— Я… я правда не знаю, — мой шепот передает сокрушительную тяжесть моей вины и полной потери, но, к моему стыду, он также передает мое абсурдное возбуждение, к которому он может прикоснуться своими пальцами.

— Нет, ты знаешь. Тебе нравится осыпать мужчин воздушными поцелуями, чтобы они целовали твои пальцы ног, как гребаные собаки. Тебе нравится внимание и заставлять этих дураков возвращаться за добавкой.

— Это было до того, как мы поженились.