Бог войны 1812 года. Артиллерия в Отечественной войне

Усилиями отечественных историков сдача Москвы и уход русской армии к Тарутину возведены в ранг шедевров полководческого искусства. Но почему Кутузов после Бородина стал отступать к Москве, а не, скажем, к Калуге, благо расстояние до обоих городов примерно одинаковое — 120 км. Дабы отвести от себя гнев «знатоков» — как, мол, автор пытается оспорить гениального Михайла Ларионыча, я процитирую записки Алексея Ермолова: «Я думал, что армия наша от Можайска могла взять направление на Калугу и оставить Москву. Неприятель не смел бы занять ее слабым отрядом, не решился бы отделить больших сил в присутствии нашей армии, за которой должен был следовать непременно. Конечно не обратился бы к Москве со всею армиею, оставя тыл ее и сообщение подверженными опасности»[47].

Единственное, чего добился Кутузов, это сбил с толку Наполеона. Арман де Коленкур писал: «С большой радостью он узнал, что неприятель, обремененный ранеными и обозами, шел по Московской дороге, где согласно некоторым донесениям возводились укрепления, чтобы дать второе сражение; однако к вечеру император уже не верил в это сражение под Москвой, когда узнал, что его авангард находится так близко от этого великого города, ибо близость Москвы могла лишь способствовать расстройству русской армии и полностью дезорганизовать ее. Он не мог, однако, объяснить себе, зачем вся эта армия движется на Москву, если она не дает сражения»[48]

.

Французы ждали начала мирных переговоров и посему дали «золотой мост» отступающим русским войскам.

Отступая к Москве, а затем проведя армию через Москву, Кутузов рисковал всей армией и жизнями десятками тысяч москвичей. Я не буду говорить о том, каким бедствиям подверг Кутузов горожан, скрывая до последней минуты свое намерение оставить Москву, благо об этом писали десятки современников, включая самых компетентных военачальников и московского губернатора Ростопчина. Хуже другое. Кутузов подставил свою армию, и в случае нападения французов она была бы физически уничтожена с ничтожными потерями у супостата.

Рано утром 8 сентября Кутузов приказал армии отходить к Москве по старой Можайской дороге. Русские шли на Можайск, Землино, Лужинское, Нару, Вязёмы, Мамоново.

На другой день после Бородина, 8 сентября, в 12 часов дня Наполеон приказал Мюрату со своей кавалерией идти за русскими. На правом фланге от Мюрата шел корпус Понятовского, направляясь к Борисову, на левом — вице-король Италии Евгений, направляясь к Рузе, а за Мюратом в почти непосредственной близости шли по той же столбовой Московской дороге, прямо на Можайск, корпус Нея, корпус Даву, на некотором расстоянии молодая гвардия и, наконец, старая гвардия с самим Наполеоном. Остальные войска шли позади старой гвардии.

Мюрат с кавалерией теснил русский арьергард, «опрокидывая его на армию», по выражению Винценгероде, а на третий день после Бородина, 28 августа (9 сентября), пришли известия, что Наполеон велел вице-королю Евгению пойти с четырьмя пехотными дивизиями и двенадцатью кавалерийскими полками в Рузу. Другими словами, правому флангу отступающей русской армии грозил обход.

Тарле писал: «Кутузову все-таки, по-видимому, казалось нужным что-то такое сделать, чтобы хоть на миг могло показаться, что за Москву ведется вооруженная борьба». Вдруг ни с того ни с сего, когда Милорадович отступал с арьергардом под жестоким давлением главных французских сил, 13 сентября приходит бумага от Ермолова. В этой бумаге, по повелению Кутузова, во-первых, сообщается, что Москва будет сдана, а, во-вторых, «Милорадовичу представляется почтить древнюю столицу видом сражения под стенами ее». «Это выражение взорвало Милорадовича, — говорит его приближенный и очевидец А.А. Щербинин. — Он признал его макиавеллистическим и отнес к изобретению собственно Ермолова. Если бы Милорадович завязал дело с массою сил наполеоновских и проиграл бы оное, как необходимо произошло бы, то его обвинили бы, сказав: "Мы вам предписали только маневр, только вид сражения"»[49]

.

13 сентября состоялся знаменитый совет в Филях, в избе крестьянина Севастьянова, жившего в ста метрах от Можайской дороги. Кутузов закончил Совет словами: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо это спасет армию. Наполеон — как бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет». И фельдмаршал закончил совещание, встав и объявив: «Я приказываю отступление властью, данной мне государем и отечеством», — и вышел вон из избы.

Авангард русской армии 12 сентября остановился у Поклонной горы, в двух верстах от Дорогомиловской заставы. Из Москвы непрерывным потоком тянулись повозки и обозы, ехали и шли десятки тысяч жителей, спасаясь от «супостата». В Москве еще верили, что Кутузов готовит новую битву, поскольку мало кто знал о решении, принятом генералами в деревне Фили 13 сентября.