Бог злости

— Ты уверена, что не наоборот? — Сесили скрестила руки. — Твое внимание к Крейту — это метод, который ты используешь, чтобы чувствовать, что делаешь добро, так что это самообслуживание.

— Звонили из полиции ботаников и сказали, что ты слишком ботаник, чтобы кому-то понравиться.

— Уверен, что это не полиция мужских шлюх, которая сказала, что у тебя повышенный риск венерических заболеваний?

— Это говорит ханжа.

— Если ты думаешь, что это оскорбление, попробуй еще раз. По крайней мере, я не подвергаюсь риску заражения венерическими заболеваниями.

—Есть такая штука, называется презерватив. Слышал о таком? О, прости, забыл, что ты ханжа.

— Однажды он забыл воспользоваться презервативом, — говорит Крейтон, и мы все поворачиваемся к нему.

Реми закрыл его головой.

— Не выбалтывай секреты моей светлости, наглый ублюдок.

Сесили, как собака, нашедшая кость, бросается на Реми со злобностью воина.

Я смеюсь, или, точнее, выдавливаю смех, притворяясь, что счастлива больше, чем есть на самом деле. Притворяюсь, что эта сцена может помочь уменьшить хаос, бурлящий внутри меня.

В периферийном зрении мелькает черная точка, и я кручусь так быстро, что удивляюсь, как не споткнулась.

Это снова было там.

Я уверена, что кто-то смотрел на меня из тени, следя за каждым моим движением.

Тепло моего тела поднимается, и я потираю ладонью бок своих шорт. Один раз.

Дважды.

Мой телефон горит в кармане, и я не могу перестать думать о сообщении, полученном два дня назад.

Я отказалась думать о нем в тот момент, задвинула его на задний план и притворилась, что оно принадлежит к остальному багажу, который разрушает мою жизнь. Но я больше не думаю, что могу так поступать.

Дело уже не в Деве?

Или все намного хуже?

Разговоры в группе, в которой я нахожусь, начинают растворяться, превращаясь в белый шум. Мое зрение становится размытым.

Все расплывается.

Я даже не вижу своих пальцев.

Моя правая нога делает шаг назад, затем другая. Я отступаю, но не знаю, куда.

Или как.

Я уверен только в том, что мне нужно убираться отсюда.

Сейчас.

Я напишу ребятам позже и скажу, что почувствовала себя неважно. Хотя, возможно, мне нужно сменить эту отговорку, учитывая, что в последнее время я использовала ее довольно часто...

Сильная рука прижимается к моему рту, и я вскрикиваю, когда меня отбрасывает назад.

Единственный звук, который вырывается из меня, — это жуткий, приглушенный шум, переполненный отчаянием за жизнь.

Жестокая рука обхватывает мой рот, когда я ударяюсь спиной о стену. Мои глаза расширяются, когда встречаются с глазами психопата.

Они тусклые, безжизненные — совсем как две ночи назад.

Он говорит, его голос — мрачный шепот.

— Тебя трудно застать в одиночестве, Глиндон.

Глава 5

Глиндон

Дедушка однажды сказал мне, что будут времена, когда я буду чувствовать себя в такой ловушке, что выход покажется невозможным.

Я буду задыхаться.

Я буду чувствовать себя не в своей тарелке, как будто все стены смыкаются вокруг моего сердца.

Он сказал, что если я буду чувствовать себя так, то главное — сохранять спокойствие, не позволять страху просочиться внутрь.

Катастрофа может убить или не убить тебя, принцесса. Но страх перед ней точно тебя прикончит.

Я хотела бы иметь достаточно доступа к своему мозгу, чтобы использовать его для осмысления слов дедушки. Я бы хотела быть сильной, как он, дядя, папа или мама.

Если бы я не думал о том, как раствориться в стене или земле.

Или куда угодно, лишь бы не в поле зрения незнакомца. Его тело накрывает меня спереди, и все это твердое, сильное и такое страшное, что мне кажется, будто меня сейчас вырвет.

Воспоминания о том, что было две ночи назад, режут мое уязвленное сознание, а в голове кричат противные голоса.

Громко.

Громче.

Я думаю... У меня паническая атака.

У меня не может быть панической атаки. Я всегда была в некотором роде апатичной, из меня трудно вытащить эмоции, и еще труднее перевести их в сенсорный мир без кисти. Так какого черта я паникую?

Мои глаза не отрываются от приглушенных глаз незнакомца, и тут меня осеняет.

Это из-за них у меня такая реакция.

Эти глаза, которые напоминают столкновение дождливого леса с ночью. Ночью я не могла расшифровать их цвет, но даже на свету зеленый и синий настолько темные, что кажется, будто они бесцветные.

Он бесцветный, и не в смысле безвкусный, а в прямо противоположном смысле.

Мама говорит, что глаза — это окно в душу человека. В таком случае, там, где должна быть душа этого ублюдка, находится черная дыра.

Рука, которой он прижимает меня к стене, не жесткая, но достаточно твердая, чтобы понять, что именно он обладает силой. Тот, кто может превратить простое прикосновение в акт насилия, как он делал это раньше. Поскольку у меня уже была встреча с ним, он уже подтвердил свою дикость и то, что никакие общественные стандарты его не связывают. Поэтому, несмотря на то, что он держит меня с бесконечной легкостью и кажется, что он не применяет никакой силы, я знаю лучше.