Богач, бедняк. Нищий, вор.

Подошел официант. Фрэнсис заказала себе джин с тоником, а ему кока-колу.

— Не пила бы ты этот джин, — сказал Уэсли, когда официант отошел к стойке.

— Это почему же?

— Потому что после джина от тебя противно пахнет.

— Не беспокойся, дорогой, — холодно сказала Фрэнсис. — Мне завтра рано утром идти к парикмахеру, и я сегодня не собираюсь заниматься никакой гимнастикой.

Уэсли угрюмо замолчал. Официант принес джин и кока-колу.

— Во всяком случае, если несколько совершенно безобидных женских штучек вызывают у тебя такое возмущение, — сказала Фрэнсис, потягивая джин с тоником, — то есть люди, которые находят их очаровательными. Вот, например, этот милашка мистер Джордах, у которого столько денег. Когда он меня видит, у него глаза так и загораются.

— Не заметил, — сказал Уэсли, оскорбленный тем, что кто-то посмел назвать его дядю «этот милашка мистер Джордах».

— А я вот заметила, — уверенно сказала Фрэнсис. — И держу пари: как мужчина он не пустяк. Я знаю такой тип — холодная внешность янки и вулкан внутри.

— Да он тебе в отцы годится.

— Только в том случае, если он начал этим заниматься очень рано. Спорим, так оно и было.

Уэсли встал.

— Мне надоело слушать подобную ерунду! Я ухожу. Посмотрим, как у тебя пойдут дела с этим милашкой мистером Джордахом, у которого столько денег.

— Ах ты, боже мой, — сказала Фрэнсис, не двигаясь с места, — какие мы сегодня чувствительные.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ровным тоном ответила Фрэнсис. — Не утруждай себя оплатой счета.

Уэсли прошел мимо столика, за которым сидели дядя и Доннелли. Ни один из них на него не взглянул. Он вышел на улицу, чувствуя себя как обиженный ребенок; в груди у него все кипело.

Пять минут спустя Фрэнсис встала и направилась к выходу. Около столика, где сидели Рудольф и Доннелли, она остановилась и попыталась завязать разговор, но они его не поддержали. В гостинице она на этот раз прошла прямо в свой номер и долго разглядывала себя в зеркало.

А в баре Доннелли и Рудольф говорили вовсе не о кино. Доннелли был архитектором, но теперь стал работать художником-декоратором, обнаружив, что проектировка убогих невысоких зданий, которые он считал недостойными своего таланта, дает ему лишь мизерные комиссионные. Во время подготовки «Комедии реставрации» он подружился с Рудольфом и сначала застенчиво, а затем все с большим воодушевлением стал рассказывать ему о своем честолюбивом плане, требующем, однако, серьезной финансовой поддержки. И сейчас он посвящал Рудольфа в детали этого плана.