Богач, бедняк

— Знаете, мне приходится ужасно рано вставать по утрам, — объяснил Рудольф. Ему, как раз наоборот, сейчас очень хотелось побыть одному, чтобы проанализировать свои впечатления о Бойлане, верно оценить все таящиеся опасности и возможные преимущества от знакомства с этим человеком. Ему сейчас не требовалось никаких новых впечатлений — для чего ему лишняя ноша? Пьяный Бойлан, Бойлан несет какую-то чушь в незнакомой компании в баре. Бойлан напропалую флиртует с женщиной или пристает с непристойным предложением к матросу. Вдруг его осенило: а не педик ли он, этот Бойлан? Может, он незаметно пристает к нему самому? Эти тонкие, холеные руки на клавиатуре рояля, эти подарки, его одежда, смахивающая на броский наряд, ненавязчивые легкие прикосновения.

— Что значит «рано»? — спросил Бойлан.

— Я встаю в пять утра.

— Боже мой! — удивился Бойлан. — Чем же может заниматься человек, встающий в пять утра, ума не приложу.

— Я развожу на велосипеде клиентам отца свежие булочки, — объяснил Рудольф.

— Ах вон оно что! — протянул Бойлан. — Я, конечно, понимаю, что кто-то должен развозить клиентам булочки. Но вам, Рудольф, не очень-то подходит занятие поставщика булочек.

— Но это не самое главное в моей жизни, — возразил он.

— Ну а что для вас главное в жизни, Рудольф?

Бойлан рассеянно выключил передние фары. В салоне было темно, так как они стояли прямо под уличным фонарем. В подвале не было света. Отец еще не приступил к ночной смене. А если задать такой вопрос его отцу, то скажет ли он, что главное в его жизни — это выпекать булочки?

— Пока не знаю. — И, не сдержавшись, спросил: — А ваше?

— Тоже не знаю, — загадочно ответил Бойлан. — Пока не знаю. Может, у вас возникла какая-то идея?

— Нет, ничего. — Этот человек рассыпался у него на глазах, на миллион мелких осколков. Рудольф чувствовал, будь он постарше, то, вероятно, мог бы собрать все эти осколки в одно целое, единое.

— Как жаль, — покачал головой Бойлан. — А я-то думал, что зоркие глаза молодости способны увидать во мне то, что я сам не замечаю.

— А кстати, сколько вам лет? — спросил Рудольф.

Бойлан все время разглагольствует о прошлом, о далеком прошлом, словно он жил во времена индейцев, президента Тафта, когда наша планета была более зеленой. Вдруг Рудольфу показалось, что Бойлан не столько стар, сколько старомоден.

— Догадайтесь! — сказал Бойлан веселым тоном.

— Не знаю. — Рудольф колебался.

Все мужчины, которым за тридцать пять, для Рудольфа выглядели на одно лицо, были одного возраста, ну, конечно, за исключением седобородых стариков, которые передвигались, тяжело опираясь на трость. Он уже давно перестал удивляться, когда читал в некрологе, что несчастный отправился на тот свет в возрасте тридцати пяти лет.

— Пятьдесят? — сказал он наобум.

Бойлан засмеялся:

— Ваша сестра была куда добрее по отношению ко мне. Значительно добрее.

Опять все возвращается к Гретхен, с раздражением подумал Рудольф.

— Ну так сколько же вам?

— Сорок. Мне сорок. Только что исполнилось. И вся моя жизнь — еще впереди, — не скрывая иронии, сказал Бойлан. — Увы! Скажите, Рудольф, а как вы будете выглядеть, когда вам стукнет сорок, не пробовали себе представить? — спросил он беззаботно, легко, словно шутя. — Ну, как мне сейчас?

— Нет, не пробовал, — ответил Рудольф.

— Мудрый молодой человек. Вам конечно же не хочется быть таким, как я. Я вас правильно понял?

— Да, — искренне ответил Рудольф. Сам напросился, кто его тянул за язык. Ну вот — получай!

— Почему же? Я вам не нравлюсь? Да?

— Немного, — сказал Рудольф. — Но только не поэтому.

— Почему же вы не хотите быть таким, как я, смею вас спросить?

— Мне хотелось бы иметь такой же большой дом, как у вас. Столько же денег, как у вас, ваши книги, вашу машину. Мне хотелось бы научиться так разговаривать, как разговариваете вы, — только не все время, само собой разумеется, знать столько, сколько знаете вы, ездить в Европу, как путешествуете вы…

— Но…

— Но, несмотря на все это, вы ведь очень одиноки, — продолжал Рудольф. — Всегда грустны, печальны, всегда чем-то огорчены. Жизнь вам не доставляет радости.

— Ну а когда вам исполнится сорок, вы не будете таким, не будете печальным, огорченным, безрадостным?

— Нет, конечно.

— У вас наверняка будет красивая, любящая жена, — продолжал Бойлан, словно читал сказочку на ночь малышу, — она будет всегда ожидать вас на вокзале, когда вы будете возвращаться с работы в городе, у вас будут очаровательные детишки, которых вы будете крепко любить и в порыве патриотизма провожать на фронт, когда начнется следующая война.

— Я не собираюсь жениться, — отрезал Рудольф.