Богам – божье, людям – людское

Мишка сначала не понял, какое отношение к истории ратнинской сотни имеет усобица сыновей князя Владимира, но Аристарх быстро развеял его недоумение. Дружина умершего Мстислава была многонациональной – были в ней кроме славян и косоги, и печенеги, и хазары, и другие языки. После смерти князя дружина разошлась – большинство воинов вернулись в родные места, но часть осталась и пошла на службу князю Ярославу, с одной стороны прибавив тому воинской силы, а с другой – навалив заботу: что делать с воинами, помнившими о том, как они били своего нынешнего великого князя? Ну не в Чернигове же их оставлять, в самом деле? Того и гляди, опять Русь по Днепру делить придется – в жизни всякое бывает.

Сам князь Ярослав придумал отправить бывших Мстиславовых воинов в Погорынье, или присоветовал кто, сейчас уже не узнаешь, да только условие им было поставлено такое: назад дороги нет! Вот вам, ребятушки, жалованная грамота, садитесь на землю и живите, а не сможете – земля вам пухом и царствие небесное, как добрым христианам, положившим живот свой в борьбе с погаными язычниками.

«Ну, прямо штрафная рота! Тех тоже, после команды «В атаку, вперед!», обратно в окопы заградотряды уже не пускали. Только подход не сталинский, а гитлеровский – не до истечения срока по приговору, не до «смытия кровью» или совершения подвига, а до конца войны, до окончательной победы над врагом. Мудрый, блин, как есть Мудрый!»

И зазвенело острое железо среди лесов и болот Погорынья, и оросились человеческой кровушкой травы и мхи, да как еще оросились! Потомкам беглых киевлян, уже считавших себя хозяевами этих земель, княжеская жалованная грамота была не указ, бывшим Мстиславовым воинам, в отличие от дружинников Добрыни, отступать было некуда, а дреговические волхвы и старейшины сочли случай удобным для того, чтобы избавиться и от христиан и от перуничей путем истребления и тех и других.

«Прямо-таки по Шекспиру: «Чума на оба ваших дома!»

Что ни говори, а могло и получиться – сначала всячески споспешествовать взаимному изничтожению чужаков, а потом добить ослабленного победителя. Однако вышло все совсем по-иному – в пределы юго-западной Руси вторглись угры! Еще хаживали они в те времена на земли, лежащие восточнее Карпат, хотя уже, почитай, полтора века как подались из причерноморских степей на запад и осели на Дунае. Каким ветром занесло угорских всадников в Погорынье, одним лишь богам ведомо, да только стало там не до усобицы – надо было как-то отбиваться от черноволосых скуластых наездников, хоть и бывших потомками степняков, но прекрасно научившихся воевать и в лесах и в горах.

Вот тогда-то и прозвучало, впервые в истории ратнинской сотни, имя десятника Лисовина, прозвучало громко, хотя и раньше был род Лисовинов не из последних и вел счет своих колен от времен князя Олега Вещего. То ли потому, что был этот род древен и силен, то ли потому, что славился немолодой уже Непщата[19] Лисовин умом и здравомыслием, но удалось ему привлечь на свою сторону большинство потомков беглецов из Киева. А может, и не большинство, но достаточное количество – кто теперь, спустя сотню лет, подсчитает?

Приехал Непщата Лисовин к воеводе Мстиславовых дружинников Александру, чтобы договориться о совместном отпоре уграм и совместном же удержании в повиновении погорынских дреговичей. Казалось бы, дело рискованное и почти без надежды на удачу, но опять же судьба… или промысел Божий?

Во-первых, Александр оказался вовсе не дружинником покойного Мстислава, а киевским варягом, которого князь Ярослав поставил воеводой, чтобы сбагрить из Киева. Тот вроде бы и сам не возражал, поскольку из-за буйного нрава влип в разборки с кровной местью – Русская Правда Русской Правдой, но бить-то будут не по кошельку, а по голове, иди потом жалуйся! Во-вторых, будучи по крови варягом, он хоть и носил христианское имя Александр, но в душе оставался Харальдом и Перуну должное отдавал, хотя, разумеется, и не публично. Короче, Харальд и Непщата друг друга поняли и договориться сумели.

«Да, только и остается сказать: «Но тут судьба снова тонко улыбнулась и подставила Лисовину «рояль в кустах». Нет, тут что-то не то, не приняла бы дружина чужака. А может быть, Харальд-Александр был сыном или другим родственником воспитателя Мстислава Храброго варяга Сфенга? Легенды… легенды, что тут правда, что нет…»