Богам — божье, людям — людское

– Вижу, что не сомневаешься, а если так, то, что я сейчас от тебя, Егор, услышать должен? Ну, едрен дрищ! Я жду!

С видимым усилием преодолевая себя, Егор негромко, но внятно произнес, не отрывая взгляда от столешницы:

– Проходи, Михайла… садись.

«Позвольте вам заметить, сэр, вас уже второй раз вместо извинений сажают за стол. Первый раз – после вашего побега из дому усадили за мужской стол дома, а сегодня за один стол с десятниками. Едрена-матрена, как изволят выражаться их сиятельство граф Погорынский!»

Мишка вопросительно глянул на деда, тот едва заметно кивнул, разрешая сесть, и четко, раздельно, словно зачитывая приказ, произнес:

– Не моей волей, но согласием десятников ратнинской сотни боярич Михаил приравнен в достоинстве к десятникам, а посему обязан принять на себя труды и заботы сотника младшей дружины Погорынского войска! Вы же, господа десятники, отныне становитесь десятниками старшей дружины Погорынского войска.

– Ну, ты прямо, как князь: старшая дружина, младшая дружина… – не удержался от комментария Фома, но это было уже так – последнее тявканье собаки перед тем как смыться в конуру.

– Молчать! – рявкнул в ответ Аристарх, и Фома послушно заткнулся.

Корней сжал кулак, но не ударил им по столу, а просто тяжко припечатал к доскам столешницы.

– Все, господа десятники, шутки кончились! Ратное отныне – главный город Погорынья, Михайлов городок – пригород Ратного, а всю Погорынскую землю надлежит привести под руку воеводы и в лоно христианской церкви! Сие есть наше дело на ближайшие годы, и кто выступит против меня, тот выступит против этого дела, а значит, против князя Вячеслава Владимировича Туровского и Православной Церкви! И да будет он нам враг!