Богатая белая стерва

Малком был душка. Он был — все, о чем мечтали родители Зинии — в противовес Джейсону, бывшему постоянному мальчику Зинии в школе и известному хулигану, и Юджину, безденежному представителю богемы с плохим характером. Помимо них, в жизни Ксении был только один мужчина — профессор биологии в ее колледже, абсурдно тощий, сутулый, очкастый белый, старше Зинии на двадцать лет, который очень смешно шутил и к Зинии относился со смесью виноватой нежности и почти отеческой благосклонностьи, пока отец Зинии, тоже биолог, тоже профессор, учивший в свое время мать Зинии, не поговорил с коллегой, после чего отношения профессора и Зинии распались. Касательно же Юджина — мать Зинии, обычно робкая и бессловесная, проявила неожиданную непреклонность. «С ним ты будешь жить в крысиных дырах всю свою жизнь» — объяснила она. «Не потому, что он музыкант. Мало ли на свете музыкантов — и некоторые очень неплохо зарабатывают. Нет, дело в его отношении к людям, к жизни, и к миру. Он думает только о себе и о своей музыке. Он-то как раз и не хочет ни покоя, ни комфорта, и ему наплевать, нужен ли тебе покой и комфорт, или нет. Все это очень романтично, а только в один прекрасный день окажется, что тебе нужно где-то жить, особенно если детей заведешь».

А вот Малком был другой. Он работал на брокерскую фирму. Заработная плата его превышала в три или четыре раза среднестатистическую американскую заработную плату. В свободное время он был активист, а в глазах родителей Зинии это означало, что он не проводил время в злачных барах, растрачивая семейный бюджет и путаясь с женщинами легкого поведения. Единственный недостаток Малкома — Зинии он не очень нравился.

На прикроватном столике стояла фотография Юджина. Один раз она исчезла. Было это три месяца назад. Зиния дала своим родителям девятнадцать минут, чтобы сохранить лицо, и еще одну минуту, чтобы вернуть фотографию на место, а то она подожжет дом. Она вышла покурить. Они вернули фотографию на место.

А теперь Зиния пошла вниз, поморщилась, посмотрев на родителей, сказала Малкому «Привет!», и направилась к выходу.

— Сейчас вернусь, — сказала она.

— Пожалуйста, — сказала ее мать Малкому. — Позволь мне поухаживать за тобой. Давай пальто.

— Выпьешь? — предложил отец.

— Нет, спасибо, — ответил Малком, глядя через плечо. — А… что случилось? Она чем-то расстроена?

— Да нет, ничего особенного, — сказала мать Зинии, пристраивая пальто Малкома на вешалку. — Она иногда выходит покурить. Мы делаем вид, что не знаем.

Она подмигнула Малкому заговорщически.

— Плохая привычка. Она слишком молодая, — сказал убежденно Малком.

— Ну, что делать, дорогой мой, — мать Зинии взяла его за локоть. — Ей скоро двадцать. Это ее право. Вот пить она не может — закон есть. А курить может.

Малком в своем дорогом деловом костюме выглядел очень впечатляюще, а ботинки его начищены были безупречно. Он тепло пожал руку отцу Зинии. Втроем они прошли в гостиную.

Тем временем Зиния забежала за угол и, прочесав газон под окном ее спальни дюйм за дюймом, нашла в конце концов пистолет. Двадцать второй калибр, заряжен. Она пихнула его в карман и вернулась в дом.

Извинившись и пообещав тот час же выйти, она побежала наверх и заперла дверь. Открыв верхний ящик бюро, она спрятала пистолет под нижним бельем.

Идти вниз не хотелось. Она была не в настроении. Включила телевизор. Показывали старый фильм с участием Живой Легенды. Зиния обожала его фильмы. Она сделала громче и легла животом на кровать. Некоторое время спустя мать ее постучала в дверь. Зиния крикнула, чтобы ее оставили в покое. Через час мать сделала еще одну попытку. Фильм кончился. Зиния выключила телевизор и спустилась в гостиную.

Джейсон позвонил на следующее утро.

— Нашла?

— Нет, — сказала Зиния. — Не знаю, где он. Часа два искала. Сожалею.

— Это очень нехорошо, Зиния. Поищи еще. Пожалуйста. Я сегодня вечером опять приду.

— Нет, ты не придешь. А пистолета нет. Понял? Нет.

— Это глупо. Ты врешь.

— Пожалуйста никогда мне больше не звони, Джейсон.

Дверь спальни была заперта, занавески задернуты. Зиния сняла со столика фотографию Юджина в пластмассовой прозрачной рамке и долго на нее смотрела.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЛЮБОВНИЦА ДЖУЛЬЕНА

I.

Запершись в ванной в доме родителей, Дебби присела на край, собралась с мыслями и сказала в сотовый телефон:

— Можешь говорить. Никто не слушает, кроме меня.

— Слушает, не сомневайся, — сказал голос ее брата. Затем брат рассмеялся. — Возможно даже записывает. Есть у украденных мобильников одно преимущество — сволочам нужно какое-то время, чтобы вычислить местонахождение говорящего. У меня есть минуты две, Дебз.

— Ты о чем? Ави, что случилось?

— Догадайся.

— Ави!

— Я поклонился лесному богу.

— Ты… сбежал.

— Ага. Слушай, я не собираюсь отбывать срок за Франка Гоби. Наглость какая. Я даже удивился. От синьора Гоби все отскакивает, а скоты федералы должны ж заграбастать кого-то, просто чтобы показать, какой у них большой [непеч. ] — вот меня и заграбастали. Это как, справедливо, по-твоему? Ты мне скажи, Дебз — справедливо?